Книга Срезающий время - Алексей Борисов

И хотя все, конечно, знали, что назавтра жизнь потечет по-прежнему, ее мучительное однообразие скрашивалось ожиданием воскресений. В этот день, не занятые никакой работой, они могли выйти из пропахшей кислым железным воздухом мастерской за ворота и посмотреть на таких же товарищей по несчастью с соседней улицы. Ах, да, в церковь еще ходили. Вот вам вся духовность, утонченность и деликатность оружейной столицы.

В приподнятом настроении Полушкин вышел из ландо, как только на крыльце дома обозначилось какое-то движение. Тем временем Тимофей возился с седельными чемоданами, и мы, отвлеченные этим занятием, пропустили, как на пороге уже ошивался дворник, пара домочадцев и сам хозяин. Вскоре мы познакомились, и пока Гольтяков не прочел письмо от Бранда, какое-то время оружейник искоса посматривал на нас. А затем эту плотину недоверия словно прорвало. Тульское гостеприимство не знало ни границ, ни меры. Поручика усадили в красном углу, напоили чаем с пирогами и расспрашивали, расспрашивали обо всем, только ни слова о деле. Наконец, условности были соблюдены, и когда сын хозяина повел меня на экскурсию по мастерской, Полушкин вынул из чемодана то, из-за чего он оказался в русском царстве Гефеста.

Под сукно! Пуля с пояском, выстраданная поручиком за последние годы, так и осталась исполнена лишь в единственном экземпляре; и без сомнения разделила бы судьбу многих других полезных изобретений русских энтузиастов, как предписывали законы рынка. Все они, вроде бы не забытые и признанные, но в силу отсутствия финансирования проекта или невысокой рентабельности не получили широкого распространения. Так было не только в России. История, случившаяся с Филиппом Жераром[20], наглядное тому подтверждение. Просто слабая механизация по сравнению с другими ведущими державами делала путь русского изобретателя более тернистым. И Иван Иванович не раз вспомнил мои слова: что успех чего-либо нового возможен лишь при хорошо позабытом аналоге старого. Мастерская Гольтякова, помимо курков и замков, выпускала три ружья в день по цене пять рублей тридцать копеек[21]. Штуцер же по чертежам Бранда выходил в семь с полтиной серебром. И плевать, что прицельная дальность возрастала на триста шагов. Дороже, чем за девять рублей, ружье в арсенал было не продать. Хоть ты его с тремя стволами изваяй. Разве что изготавливать для охотничьих забав, но это не входило в орбиту изделий мастера. И если вычесть процент отчислений Полушкину, то овчинка выделки не стоила. Посему и послал Гольтяков известным пешеходным маршрутом поручика: «Два штуцера по лекалам изготовлю и буде». Оставалась возможность общения с другими мастерами-оружейниками, но здесь изначально требовалось получить патент. Всем известно, что разболтать о новинке большого ума не надо. Он, ум, требовался как раз для другого: заинтересовать, не выдав секретов. Здесь годилось все: и хитрость, и мошенничество, и подкуп, и обман, и использование несовершенного законодательства. Вот только проведение мероприятий по оформлению привилегий требовало столько времени, что в Туле надо было прописаться. В общем, замкнутый круг. Когда я вновь увидел Иван Ивановича, блеска в его глазах уже не было. Какая по счету судьба уже сломалась? И ведь это не результат борьбы инженерных умов, соперничества технических идей и разума. Если бы… Это круговорот отношений промышленника с изобретателем, толстой мошны с искрой прогресса, системы с независимой личностью. И чаще всего побеждает – увы! – не талант, не технический Гений. А иначе и быть не может.

– Вот что, Иван Иванович, я тут кое с кем переговорил и сейчас отправляюсь осматривать флигель в купеческом доме. Дня три-четыре мне придется провести здесь, и думаю, совсем нелишним станет принцип держаться вместе.

– Да, согласен, – не раздумывая ответил Полушкин. – Мне все равно пару дней ждать заказ, а в компании это делать веселей.

В арендуемом флигеле каменного дома калужского купца Фалеева мы поселились сразу же. Даже беглого взгляда оказалось достаточно, дабы признать жилье годным и не ехать в сторону кривого моста, где можно было заселиться в меблированные комнаты. Зданию всего два года, сам купец здесь ни разу не появлялся и через пару лет выставит его на продажу, а сейчас здесь останавливаются состоятельные гости города. Дом этот был двухэтажный, довольно длинный, выкрашенный синевато-белой известью, с красной черепичной крышей. Фасад его представлял бесчисленный ряд окон без балконов, а вокруг него и перед ним расстилался довольно ухоженный сад, отгороженный со стороны дороги низеньким каменным забором. Нам подходит: к тому же полный пансион, отдельный вход, конюшня с конюхом и подходящий район. Последний фактор основополагающий, так как в Тулу я приехал не столько за размещением заказов, а скорее чтобы подобрать персонал. И действовать я решил самым простым способом, а именно предложить лучшие условия труда и достойную зарплату. Что такое социальный пакет, здесь не представляли, но думаю, обещание десятипроцентной надбавки жалованья решило бы все вопросы. Так оно и вышло. Какими бы ни были сказочными льготы и послабления, они касались лишь оружейников. А существовал еще целый класс подмастерьев и учеников. И если помощников мастеров вписывали в реестр, то с учениками никто не церемонился. А были среди них и талантливые, и способные к обучению. Причем первым, кто откликнулся на мое предложение, стал Гольтяков, не отказывавший многочисленным родственникам, обращавшимся к нему с просьбами пристроить «перспективных» молодых людей. Таких учеников трудилось под его началом с дюжину, и избавиться от нескольких стало для него приятным приложением к заказам. Заварщик стволов получал в год двести тридцать девять рублей, и шестнадцатилетний Гриша (при условии срабатывания социального лифта) на такой оклад мог рассчитывать только через десять лет. А так, чуть ли не вприпрыжку Григорий ехал в Смоленскую губернию вместе с калильщиком, обошедшимся мне в двести пятьдесят; ствольным токарем, запросившим двести; сверлильщиком, согласившимся на сто двадцать, и двумя молотобойцами. Сложнее вышло со специалистом по сплавам и стали. Профессия считалась престижной, труднопознаваемой и самой высокооплачиваемой. Как следствие, предложенные мною двести семьдесят рублей вакансию не закрыли, а вот триста справились. Правда, мужичок был сам себе на уме, с несносным характером и высоким самомнением, однако, стоит отдать ему должное, предмет знал без всяких курсов сопромата. То есть, не имея ни малейшего представления о коэффициенте Пуассона, на пальцах мог показать длину и поперечный размер образца до и после деформации для меди, олова, свинца, серебра и даже чугуна. Последние, кто оказался притянут в мои сети, были работники по обслуживанию паровой машины. Братья Федор и Степан по фамилии Архиповы, мечтавшие построить свой собственный паровик. Этих интересовал потенциальный инвестор, так что общий язык мы нашли быстро.

Запланированные три-четыре дня в Туле плавно перетекли в неделю. Полушкин все же попытался заинтересовать оружейников новым штуцером. Даже устраивал показательные стрельбы, ходил с аршином в поисках пули, хвастался, уговаривал, приватно общался с представителем казенного завода и лишь на девятые сутки, когда я сумел пристроить к купеческому обозу нанятых рабочих, мы смогли осознать, что более тут ничего не держит. Никто так и не заинтересовался новинкой, но поручик, похоже, не унывал. За день до нашего отъезда мы были приглашены на обед к тульскому градоначальнику, и похоже, Иван Иванович воспринял это событие по свою душу. То, что приглашение появилось в результате небольшой интриги управляющего конторой Анфилатова, я уточнять не стал (зачем лишать даже призрачной надежды?). Приглашение банально было куплено. Деликатный обед, украшенный всеми вычурами утонченного вкуса: нежнейший ростбиф, телячья лопатка, свиные ребрышки, выдающийся цыпленок или в высшей степени достойная похвалы осетрина. Искрящееся шампанское в бокалах, тосты: за здравие возлюбленного монарха и его августейшего дома, за градоначальника и его опору с нашей стороны, и прочие, в соответствии с этикетом и настроением. За всяким тостом стук ножей, ложек, вилок заглушался приятным пением какой-то певицы под аккомпанемент флейты. Полушкин все ждал, когда с ним заговорят о его проблеме, но этого не случилось, и его заняла какая-то дама. Зато в процессе поедания и питья совершенно случайно появилась интересная информация о столь нужном мне человеке, за которую совершенно было не жалко потраченных пятидесяти рублей. И поведал мне ее полицмейстер. Одним из качеств, в которых он обладал безграничным преимуществом перед всеми нами, была его способность вспомнить все вкусные обеды, случившиеся в его жизни. Еще бы, не о службе же ему ворошить память, где он был абсолютным профаном. Оно и понятно, ведь огромную часть его счастья в бытие составляла именно еда. Господи, поначалу я его еле терпел, а затем, знаете, стало даже любопытно. Его гурманство казалось весьма интересно, а его рассказы о запеченном поросенке возбуждали аппетит не хуже вовремя поданного аперитива. Служебными качествами он не обладал, следовательно, не жертвовал и не развеивал никаких душевных фондов, посвящая все свои силы и мастерство описаниям радостей и пользы для своей утробы, а потому всем всегда было приятно слышать, как он воспевает рыбу, птицу и мясо, а также самые лучшие методы их приготовления. Его воспоминания о славной трапезе, какой бы давней ни была дата банкета, казалось, буквально вызывают ароматы балыка и лососины под самый нос слушателя. Вкусы на его небе оставались на протяжении всей его зрелой жизни, а то и младенчества, и сохраняли свежесть не хуже бараньей котлеты, которую он проглотил прямо на моих глазах. А посему все охотно его приглашали к себе, дабы поднять настроение перед трапезой или попасть в тот заветный список, о котором он раструбит на следующем приеме. И уже вечером, когда пришла пора подводить итоги и готовиться трогаться в обратный путь, я вел беседу с одним интересным человеком и все благодаря никчемному обжоре.