Книга Сколько горя нужно для счастья? - Филантроп

Сколько горя нужно для счастья?

Пролог

Я ненавижу людей. Когда-то великий классик произнес: «Ненависти все возрасты покорны». Старики, по умолчанию, должны быть мудрыми, а иначе какой смысл в том, что они дожили до старости? Однако, я всю жизнь наблюдаю обратную картину.

Мой пожилой сосед сверху годами складирует мусор с помойки к себе в жилище, скапливая коллекцию гнилых фруктов и мертвых кошек, словно намеренно взращивая орды насекомых, чтобы после направить их в мою скромную обитель.

Каждое утро начинается с тараканов, которые застревают в ушах, но я не держу на них зла. Они просто помогают мне сэкономить на берушах.

Сумасшедшая старушка напротив однажды решила, что ее молодой сосед — наркоман, и считала своим долгом избавить дом от такого паразита. Я уверен, что она в молодости за станком не трудилась так усердно, как над задачей сжить меня со свету. Каждый вечер после работы начинался с мытья входной двери от продуктов её жизнедеятельности.

Я не верил в Бога, но каждую ночь молился, чтобы инсульт поскорее пришел к ним в гости, но все было тщетно, ненависть ко мне продлевает соседям жизнь.

Я терпеть не могу людей среднего возраста. Забавно: жизнь мужчин проходит, годы летят, а главное их достижение — это способность держать себя в руках и пить всего лишь шесть дней в неделю. Женщин терпеть не могу за то, что они после семи разводов пытаются кому-то навязать своих детей, по которым плачет кунсткамера.

На дух не переношу моих сверстников. Парни хуже собак: самые активные из них уверены, что если унизить кого-то слабее, то перед тобой откроются все двери. Почему хуже? Да потому что собака с радостью загрызет кошку, но даже последняя псина не станет её унижать.

Девушки вместо карьеры, как правило, ждут высоких статных принцев, что сами наденут на себя рабский ошейник и сопроводят её под ручку в роскошный дом на полное обеспечение, но пока принца нет, с радостью раздвигают ноги перед парнем из соседней общаги, ведь сифилис — не преграда для любви.

Почему я начал рекламировать себя с такой неприглядной стороны? Дело в том, что неделю назад случилось невозможное — моя жизнь стала еще хуже. В ту злополучную ночь я возвращался домой с работы.

Поясница молила о пощаде, в ушах до сих пор звенел голос начальника, доказывающий, что я не человек. Казалось бы, почти все как у остальных парней моего положения, вот только в отличие от них, у меня в руках вместо спирта покачивалась бутылка воды.

Пара глотков заглушила голос этого мерзавца, но на смену ему пришел другой, женский, в этот раз извне, прямо за поворотом. Можно было бы проигнорировать дух авантюриста и просто обойти улицу, но в те минуты меня будто сам дьявол ухватил за руку и потащил к неизвестному.

Черт, а так хотелось продолжить свою пустую жизнь. В следующий миг я словно попал в театр, где мне зарезервировали место в первых рядах. Артистов было четверо. Один из парней держал ее руки, другой снимал все это на телефон, а самый трудолюбивый совершал возвратно-поступательные движения, сопровождаемые шлепающим звуком.

Главная героиня рыдала и ерзала на асфальте так, будто жарилась на раскаленной сковороде. Я так опешил, что уронил бутылку, и внимание публики мгновенно переключилось на меня. Первая идея была прикинуться суфлером и подсказать юношам, что и куда, но мне, к сожалению, уготовили основную роль в этом сюжете.

Мой взгляд стал волчьим — волк всегда знает, как надо. Я сделал глубокий вдох, словно всасывая в легкие кислород всей планеты, усмирил сердцебиение, велел надпочечникам выделить убийственную дозу адреналина, сжал кулаки, собирая в них всё мужское. Недоумки, кажется, почувствовали перемену во мне и остановились.

Главный злодей даже вытащил крошечное орудие труда и застегнул ширинку, а взгляд девушки запестрил надеждой.

— Ну что же… Пора, — прошептал я напоследок и рванул, что есть мочи.

Ох-х… Вы бы меня видели! Я бежал, как гепард за газелью, любой кенийский бегун лопнул бы от зависти. Так стремительно не бегают даже парни, когда малолетняя дрянь сообщает им о беременности.

Дома я оказался уже через двенадцать минут.

Пожалел ли я о том, что просто убежал оттуда, бросив девушку на поруганье трём поросятам? Конечно, ведь бутылка воды стоила денег, а там оставалось больше половины. Теперь этим сволочам будет чем утолить жажду после развлечения.

Я давно стал нравственным калекой, большая часть души высохла и загноилась, ее пришлось ампутировать, но этого никто не заметил, потому что мало кто знал о моем существовании. Моя молодость проходит в борьбе с самим собой; теплые чувства, если они еще остались, покоятся в глубине того черного сгустка, что у меня вместо сердца.

Мне понравилось жить по принципу «одиночество всех верностей верней». Я холоден и безразличен практически ко всему в этом мире. У меня не было и не будет друзей, ведь друзья — одно из самых непостоянных явлений в жизни человека. Романтические отношения тоже мимо — что может быть хуже, чем думать о ком-то, кроме себя самого?

Родители не спрашивали моего разрешения, прежде чем обрекать меня на это дрянное существование, потому отношения с ними тоже сошли на нет. Стоило чуть-чуть повзрослеть, и я сразу же променял отчий дом на квартиру, в которой побрезговали бы жить даже бомжи.

С таким приятном убаюкивающим настроем я погрузился в сон, и жизнь, что не стоит затраченного мною воздуха, продолжилась. Идиллия длилась ровно неделю. Как оказалось, я засветился на камере одного из отморозков, а пострадавшая жила в доме напротив и хорошо меня запомнила.

Её почему-то возмутил тот вечер и трусливый побег спасителя. Она подстерегла героя около дома, вид у нее был даже хуже, чем у меня после пары ночных смен: лопнувшие губы, синяки под глазами и сломанный нос размером с половину лица.

— Почему ты не вмешался⁉ — Агрессивно начала она. Если честно, я думал, что жертвы изнасилований ведут себя куда скромнее.