Книга Ведьмина дорога - Анита Феверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я с тоской огляделась, ища хоть что-то, что поможет мне подойти к упрямцу хотя бы еще на пару шагов. Этого хватит.
Взгляд зацепился за маленькую куколку – мотанку, притулившуюся на столе. Похоже, малыш позабыл ее, увлекшись играми, а дед не стал напоминать.
Тогда я поняла.
И сказала:
- Но вы же хотите жить. Хотите увидеть, как ваш сын женится на хорошей девушке. Катать внуков на шее. Справить добрую печь в доме своей новой, большой семьи. Хотите, чтобы вокруг вас снова звенел смех и шумели голоса. Ведь так?
Я спиной чувствовала внимательный взгляд Совия и полный надежды – Богуяра. Очень хотелось закатить глаза и выставить парней вперед – чтобы сами уговаривали непробиваемого печника.
- Куда спешить? На богов вы будете любоваться вечность. А дни с родными это роскошь, которую нужно ценить до самой последней минуты. Стоит ли добровольно отказываться от этого дара?
Говоря, я медленно продвигалась вперед. Нож дрожал все сильнее, печник морщился и стискивал рану. Я кусала губы, напряженно смотря, как расползается заражение. Но он все еще не попытался напасть, и в душе проклюнулся крошечный росток надежды. Он слушал меня. Нехотя, через силу, но слушал.
Еще шаг.
- Что ты можешь знать о семье, ведьма? – четко выговорил Василий. Нож зазвенел, выскользнув из ослабевших пальцев. Печник свесил голову и пошатнулся, едва не упав со стула. Я бросилась вперёд, успев подхватить тяжелое тело, и рявкнула на опешивших парней:
- Ну, чего уставились? Быстро, на стол его!
Богуяр одним движением смахнул всю нехитрую утварь на пол. Совий, оказавшийся рядом и поддержавший потерявшего сознание Василия еще прежде, чем я успела договорить, открыл было рот, но я только мотнула головой: «Все вопросы потом».
Втроем мы перетащили жилистого печника на стол. Я развернула тряпицу с инструментами и привычно скомандовала:
- Горячую воду, две плошки и чистые лоскуты!
Наклонилась над Василием, сорвала пропитавшуюся кровью повязку и положила руки прямо на рану. Ну, начнем...
Я вышла в сырой ночной воздух и вдохнула его полной грудью. Несмотря на то что днем опять почти беспрестанно шел дождь, сейчас небо было чистым и глубоким. Казалось, если долго в него смотреть, то я стану такой же крохотной и нестерпимо яркой искоркой, как те, что усыпали его мелкой искристой пылью. Взлечу и запутаюсь в мягком бархате ночи. А кто-то будет смотреть на меня с земли и мечтать. Или даже сочинять сказки...
Теплые руки набросили на плечи мою новую куртку. Рядом со стуком встала кружка с горячим чаем, и я обрадовалась ей не меньше, чем первому завтраку в доме Бура. Горячее тепло потекло по горлу и согрело меня изнутри. Хотя, пожалуй, оно было слишком горячим. Я поперхнулась и удивленно воззрилась на опустившегося рядом Лиса:
- Ты что, налил в чай самогонки?!
- Я видел, как тебя трясло, – невозмутимо отозвался наглец. – В таких случаях самогонка поможет вернее, чем чай.
- Лучше всего помогли бы мои отвары, но до них надо еще дойти, – я сунула нос в чашку. Пахло не так уж мерзко, и я решилась и отхлебнула еще глоточек.
- Как Василий?
- Спит. Богуяр позаботится о нем, не переживай.
- Надеюсь, когда он придет в себя, не проклянет сына и не выставит его за дверь, – мне, конечно, было мало дела до мямли – Богуяра, но все равно не хотелось становиться той, из-за кого он потеряет дом.
- Даже если так и будет, успокоится и позовет обратно. Ты была права, когда сказала Василию про семью. Он и правда мечтает о внуках. Его жена погибла пару лет назад, и с тех пор в их доме стало слишком тихо. Елена была хохотушкой, румяная, пышная, обожала гостей и шумные посиделки.
- А...отчего она умерла? – тихо спросила я, стискивая кружку ледяными пальцами.
- Ее укусил нетопырь. Умений знахарки не хватило. Кто-то сказал, что в соседнем городе видели рагану, и Василий бросился за ней. Но она отказалась помочь, уж не знаю, почему, и Елена умерла. Василий вмиг почернел, думали, следом уйдет. Но выкарабкался. С тех пор охотится на навьих тварей в числе первых.
- А еще возненавидел раган. Понятно теперь, по чьей милости, – хмыкнула я. Небо заволокло тучами, и снова начал накрапывать мелкий дождь.
Решившись и на едином вдохе допив содержимое кружки, я встала и запахнула серебристую куртку, собравшись уходить. Но вдруг Совий схватил меня за руку выше запястья. Я удивленно вздрогнула и посмотрела в ореховые глаза, в ночном сумраке казавшиеся почти черными.
- Василий ведь не сам в обморок свалился? Ты помогла?
Я улыбнулась и мягко высвободилась из его захвата. Ладонь Совия была горячей и мозолистой, привыкшей к оружию. Даже странно было оттого, как осторожно он меня держал.
Конечно, Лис был прав. Мелкий порошок сон-травы прилетел в лицо Василию, как только я оказалась достаточно к нему близко. Но раскрывать секреты своего дела едва знакомому мужчине я не собиралась. Поэтому и отвечать не стала.
- Я оставила травы, пускай Богуяр заваривает их по щепотке на чашку и поит отца три раза в день. И еще мазь – ею надо смазывать рану при каждой смене повязок. Будет шрам, если Василий захочет, я смогу его постепенно свести к едва заметному.
- Сомневаюсь, что он позволит тебе себя коснуться, – покачал головой Совий, сделав вид, что не заметил, что я не ответила на его вопрос.
- Его право, – я подхватила свою корзинку и набросила капюшон. – Мне главное, что он будет жить, а уж с красотой как-нибудь сам разберется. Бывай, Совий. Надеюсь, в ближайшие часов шесть никого никто кусать больше не будет.
Я ушла не оглядываясь. Придя домой, сбросила сапоги в угол и завернулась в одеяло, не утруждая себя раздеванием. Тепло, запах дерева и самогон в крови легко влекли меня в глубокий сон без сновидений.
Затяжные дожди сменились первыми заморозками. По утрам лужи сковывал тонкий ледок, которым дети радостно хрустели, словно разноцветными леденцами в лавке сладостей. На зеленых иголках елей морозец вырисовывал тонкие кружева льдинок, и казалось, что гордые красавицы становятся еще прямее и выше, хвастаясь друг перед другом сверкающими нарядами.
Постепенно мы с Пирожком обжились на новом месте. Конь так и остался на конюшне Бура – у знахарки, в чьем доме я поселилась, лошади никогда не было, как и стойла для нее. Я каждый день исправно кормила скакуна и выводила размять ноги, если позволяла погода. Мы уезжали в поля, которые видели по пути в волость, и там с шумом и гиканьем носились по жухлой, пригнувшейся к земле траве. Потом, уставшие и довольные, возвращались в деревню. Как ни странно, меня дети совсем не боялись, поэтому я сдавала Пирожка на растерзание детворе, обожавшей его за кроткий нрав и любовь к заплетанию гривы в косички, а сама шла домой – готовить отвары, читать и ждать новых недужных.