Книга История влюбленного сердца - Луис Реннисон

Воскресенье, 23 января

За время пребывания в Париже герр Камьер достиг головокружительных высот легкомыслия. Он дошел до того, что надел просторные брюки и джемпер с рисунком — коалами. Джас ласково сказала:

— Может быть, это рождественский подарок его матушки.

Но я так не думаю. Мне кажется, он связал его сам. И, наверное, горд этим.

13.00

Джас и Рози каждые пять минут откалываются от компании, чтобы позвонить Тому и Свену.

Я бы позвонила Робби, но не знаю, что ему сказать. А что, если он спросит, что я делаю? Что я отвечу? «Я сорвала французский флаг, потом мальчишки заглядывали мне под юбку и, наконец, парень с саксофоном жонглировал моими ананасами»? Ни за что ему об этом не рассказала бы, но знаю, что на самом деле сразу бы все выпалила.

14.15

Герр Камьер объяснял нам, как спрашивать вещи в магазинах. Я уже знаю, как это делать: надо лишь попросить Класснейшего Анри пойти с вами в магазин и попросить, что вам нужно. В конце концов, он-то французский знает. Но герр Камьер считает, что мы должны выучить всю эту ерунду. Поэтому он то и дело подходит к французам и задает им вопросы, что крайне смешно, потому что а) никто не догоняет, о чем он говорит и б) они все равно ничего бы ему не дали, потому что он не француз.

Ой, я вообще-то вру. Ему удалось кое-что раздобыть. Он подошел к будке информации для туристов и едва не получил карту. «Тевочки, я вернусь через секунту с картой, и мы пойдем дальше к Елисейским полям».

Он вернулся через десять минут, дрожа, как ненормальный, с сувенирной тростью. Но без карты. Как я заметила Джулз:

— Трагичное обстоятельство: в информационном бюро для туристов говорят по-английски.

Использовать шанс сфоткать Сену

Мы попробовали тактику с «Отойдите на шаг и, над, герр Камьер: не могу поймать в кадр наш джемпер!» на берегу Сены. Но прежде чем делать шаг, герр Камьер оглянулся и, к сожалению, не рухнул в Сену. И теперь у нас на самом деле есть фотка герра Камьера в джемпере.

Notre Dame

16.00

Очень готично. Впрочем, горбуна[70]и в помине нет. Итак, с чудесным проявлением воображенчества (а также после того, как герр Камьер, Анри и мадам Слэк вошли в собор), девчонки из козырной тусы загримировались под горбуна (рюкзак под куртки). Все были готовы толкаться по округе и вопить «Колокола, колокола!», но тут мы с Джас ступили на краешек газона, чтобы сфоткать козырную тусу с горбами на фоне Нотр-Дам (очень исторично). Вдруг вокруг нас разразился ад. Раздались свистки, и какие-то полные психи стали орать на нас в мегафон по-французски. Потом нас окружили парни в мундирах. Я думала, нас сгноят в Бастилии.

Я спросила у Джас:

— Что мы сделали? Спроси у кого-нибудь. Она ответила:

— Это ты заняла первое место по французскому. Ты и спрашивай.

К сожалению, я вышла на первое место лишь для того, чтобы досадить мадам Слэк. Я выучила двадцать пять слов и постаралась отвечать на любой вопрос только этими словами.

Как раз в этот момент нам на выручку подбежал Анри. Он начал кричать и пожимать плечами, и все кругом стали пожимать плечами. Даже парень, торговавший кормом для птиц. Понятия не имею, он-то какое ко всему этому имел отношение?

Я повернулась к тусе:

— Дождитесь большого группового пожатия плечами и летите как ветер в Нотр-Дам, там вы получите убежище. Мы должны умолить священников спасти нас.

В конце концов, все выяснилось. Крезанутый французский патруль на поверку оказался смотрителями парка. Очевидно, на их траву нельзя наступать, от этого они приходят в бешенство!

Мадам Слэк выступила со своей знаменитой на весь мир лекцией: «Опять несколько ложек дегтя испортили репутацию Англии» и выдала нам медали, то есть оценки, за плохое поведение.

Я сказала Джас:

— Смотри-ка, мы вершим новую историю Англии!

21.30

Сегодня вечером Анри водил нас в ресторан. Это было реально клево, если не считать старого пьяницы за пианино, который все стонал «Je ne regrette rien»[71]. Эллен спросила:

— О чем это он?

Я ответила по-французски, что он ни о чем не жалеет. А следовало бы! Например, он должен был пожалеть, что взялся за эту песню.

Анри сказал, что это знаменитый французский певец. Надо же!

Очень, очень забавный вечер. На нашем столе лежало меню. Первым пунктом значились лягушачьи лапки. Когда подошел официант, он заговорил как бы по-английски:

— Добрый вечер, мадемуазели. Что я могу вам предложить?

Я сказала:

— S'cuse moi[72], у вас есть лягушачьи лапки? Он улыбнулся:

— Да, мадемуазель.

Тогда я ответила:

— Тогда спрыгайте мне за сэндвичем!

Мы смеялись миллион лет. Даже официанту это показалось забавно. Однако мадам Слэк, услышав, что произошло, сказала, что мы «легкомысленные».

Понедельник, 24 января

Последнее утро в Бон-Пари

Сижу в одиночестве в кафешке, потому что козырная туса отправилась смотреть на французских парней. Я даже заказала себе чашку кофе и круассан. Вообще-то, он больше похож на сэндвич с яйцом (потому что он и есть сэндвич с яйцом), но это, по крайней мере, не трость.

Центр Понпиду

Среди дня

Невозможно пройти из-за психов с белыми лицами, сосредоточившихся в середине центра. Некоторые из них стоят как вкопанные по сто лет, выкрашенные в белый цвет, словно статуи. Потом, когда на них наскучивает смотреть, они медленно пошевелят пальцем или поднимут ногу и снова застынут.

А люди за это бросают им в шляпы деньги.

Я сказала Рози:

— Какой смысл в выступлении этих мимов? Почему бы им напрямик не говорить, что им от тебя нужно?

Потом я заметила, что классный garcon[73], наблюдающий за белолицыми психами, на самом деле смотрит на меня. Я несколько раз ловила на себе его взгляды. Он был симпатичный, очень симпатичный. И брюки у него были относительно нормальные. И на нем не было берета. И он был без сумочки.

Он встретился со мной взглядом и улыбнулся мечтательно. Он был очень эффектный, с невероятно темными кудрявыми волосами. Однако я — зона, свободная от краснопопости, поэтому я должна была его игнорировать, пока он не ушел. Что ж, как говорится, c'est la guerre[74]. Или не говорится? Не знаю. Как я всегда говорю мадам Слэк: «Французский язык для меня — иностранный».