Книга Королевы Привоза - Ирина Лобусова

Они остановились у самой кромки воды в сплошной темноте.

– Где же лодочник, душа моя? – удивился Евдохин, – ничего ведь не видно!

– А вот погоди! – Засунув два пальца в рот, Манька залихватски свистнула и пояснила: – Здеся часто за лодки катаются.

В тот же самый момент справа с зажженной керосиновой лампой к ним подошел молодой коренастый парень.

– Это Ванька Дюжий, лучший лодочник в городе, он нас покатает, – улыбнулась Манька. – Да ты не боись, вперед иди. Я за тобой.

Подчиняясь своей красавице, Евдохин решительно шагнул в темноту. Манька же, приотстав, бросила лодочнику какую-то, с точки зрения купца, невероятно странную и бессмысленную фразу:

– Гусь под завязку, шмарать за дно.

Но ответного кивка лодочника купец не увидел, так как уперся прямо в борт лодки, привязанной к деревянному колышку.

Манька первой легко прыгнула в нее. Евдохин и лодочник последовали за ней, и очень скоро стал отчетливо слышен тихий плеск весел по спокойной воде – лодка все дальше и дальше удалялась от берега. Лодочник зачем-то потушил лампу, и все трое снова оказались в сплошной темноте. Купцу это сразу не понравилось. Он заерзал на своем месте.

– Не далеко ли плывем, душа моя? Может, вернемся, пойдем в гостиницу?

В этот момент из-за туч показалась луна. В руке Ваньки что-то блеснуло. Купец не успел ничего понять. Быстро, отточенным жестом лодочник ударил его ножом в горло, и тот, хрипя в предсмертной агонии, повалился вниз, на дно лодки.

– Нож, адиёт… – поморщилась Манька, – много крови…

– Не боись, к утру отмою, – лаконично сказал Ванька и стал помогать ей шарить в карманах сюртука и штанов.

– Во гусь! Таки да, под завязку, – присвистнул он, раскладывая на скамейке толстые пачки денег, – такого за нас еще не было! Сколько же ты мне-то отвалишь? – взглянул он на Маньку.

– Не бойся, отвалю, – сухо ответила она, – отправь его на корм рыбам.

Лодочник достал из-под скамейки камень, обвязанный веревкой с одного конца, другой же привязал к ногам покойника. Затем столкнул труп за борт лодки, и от купца из Пскова Петра Евдохина очень скоро осталось лишь несколько кругов на темной воде, которые, к тому же, исчезли слишком быстро.

Ванька уверенно греб к берегу, не обращая никакого внимания на Маньку, которая, сидя на скамейке и обхватив руками колени, зло сверлила глазами его спину. Когда причалили, она, обогнув его, выпрыгнула первой.

– Лодку-то привяжи и мыть начинай, – скомандовала, – рассвет скоро.

Наклонившись над столбиком, лодочник принялся привязывать лодку веревкой. В этот самый момент Манька из-за отворота платья выхватила длинную шпильку и с силой вонзила ее в основание его шеи. Захлебнувшись кровью, Ванька упал лицом вниз. Манька быстро ударила его в горло еще два раза и перекинула труп в лодку. Кровь лодочника перемешалась с уже находившейся там кровью, образовав лужу, и было непонятно, где чья. Затем Манька собрала все деньги, снова воткнула шпильку в платье, предварительно вытерев ее о песок, и быстро пошла прочь. Она отлично ориентировалась в темноте и хорошо знала дорогу.

Ее задержали в притоне в Книжном переулке возле Привоза, где, упившись шампанским, она танцевала на столе канкан. Никто из посетителей притона так и не понял, как это произошло. Узкое, тесное помещение вдруг заполнили жандармы, они подхватили под руки Маньку, и так, под руки, стащили со стола. Она даже не успела одернуть юбки своего нового платья, обшитого настоящими французскими кружевами. Все произошло так быстро, что, ставя на место перевернутые жандармами стулья и столики, девицы заведения во главе с толстой хозяйкой и ее хахалем-вышибалой еще долго недоуменно переглядывались, пытаясь понять, что, собственно, случилось. И для чего потребовалось такое количество жандармов, чтобы задержать одну Маньку, которая и раньше была известна в городе своими разгульными делами.

Но уже на следующий день стало известно, что тревогу о пропавшем купце Петре Евдохине поднял лично городской голова, ожидавший того на важном благотворительном вечере. Когда же стало известно, что купец не явился в гостиницу ночевать, были подняты по тревоге все жандармы.

Следы его исчезновения нашлись сразу: многие видели Евдохина в ресторане на Дерибасовской в компании всем известной Маньки, которая не раз уже попадала в полицию – впрочем, за дела более мелкие, чем исчезновение заезжего богача. «Бедная Манька, но ничего, выпутается», – пожимали плечами товарки, любившие свою развеселую подругу, сорившую деньгами направо и налево после очередного удачного дела.

Толстый околоточный надзиратель местного участка с трудом, пыхтя, поднимался по лестнице дешевых меблированных комнат в районе Привоза в компании нескольких жандармов, судебного следователя, полицейского следователя по особо важным делам и подобранных по дороге понятых. Следом за ними, в опасливом отдалении, плелась Паучиха – злобная, высохшая, как мумия, остроглазая старушонка, хозяйка меблированных комнат, являвшихся на самом деле дешевой ночлежкой для заезжего люда и местных блатарей. Было даже странно, что Манька Льняная, загребающая неплохие деньги, жила в таком месте.

Но полицейский, знавший ее привычки, уже объяснил судейскому, что, во-первых, Манька была страшной транжирой, не умела копить деньги и жила по принципу: заработала – спустила на ветер. А во-вторых, она содержала любовников-котов, на которых тратила все свои сбережения. Последним ее котом был здоровенный воротила с бывшего Старого рынка, а ныне Привоза, Михайло Токарчук – вышибала, задира, драчун, промышляющий налетами, но вылетевший из нескольких местных банд за дурной характер.

Сейчас он находился в Тюремном замке на Люстдорфской дороге, в камере-одиночке, где ждал суда по делу о разбойном нападении. С двумя подельниками Токарчук напал на почтовую карету, перевозящую почтовые деньги, и при этом проломил голову почтальону, от чего тот скончался на месте. Дело было доказано, и убийцу ждал суровый приговор. Очевидно, Манька и грабанула купца для того, чтобы достать денег либо на взятку за смягчение приговора, либо для устройства побега.

Поднимались по лестнице долго, так как халупа Маньки находилась на последнем, четвертом этаже. Перепуганные страшной процессией, растревоженные обитатели ночлежки прятались за своими дверями, как тараканы, не смея высунуть носа наружу.

В комнате у Маньки был страшный беспорядок. Ветер шевелил грязные занавески на распахнутом настежь окне, загоняя в комнату холод. Постель была не прибрана, на столе валялись объедки и возвышалась гора грязной посуды. На полу валялись пустые бутылки из-под водки и шампанского.

Жандармы разошлись по углам комнаты. Вдруг громкий шорох и какой-то странный всхлип заставил их замереть на месте. Один из служивых, вытащив револьвер, распахнул дверцы шкафа. Там не было ничего, кроме груды Манькиных платьев. Другой, так же с оружием в руках, осторожно приблизился к койке, на которой под ворохом грязных одеял что-то шевелилось. И тут всхлип повторился более отчетливо.