Книга Рассказы просто так (сборник) - Редьярд Киплинг

В одно прекрасное утро, как раз тогда, когда стояло Весеннее Равноденствие, этот неуёмный Слон-Ребёнок задал новый, прекрасный вопрос, который никогда прежде не задавал. Он спросил:

– Что ест Крокодил на обед?

И тогда все громко и ужасно зашипели «Тссс!» и немедленно и самым тщательным образом надавали ему по заду.

Когда же с этим было покончено, Слонёнок набрёл на Птичку Колоколо, которая посиживала себе в самой середине колючего непролазного куста, и сказал:

– Мой отец надавал мне по заду, и моя мать надавала мне по заду; все мои тёти и дяди надавали мне по заду за моё неуёмное любопытство; но я всё равно хочу знать, что ест Крокодил на обед!

Тогда Птичка Колоколо печально пропела:

– Отправляйся к берегам великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьями, и ты узнаешь.

На следующее утро, когда ничего не осталось от Весеннего Равноденствия, потому что денствие уже было совершенно неравным, этот неуёмный Слон-Ребёнок взял сто фунтов бананов (красного маленького сорта) и сто фунтов сахарного тростника (длинного фиолетового сорта), семнадцать дынь (зелёного хрустящего сорта) и сказал всем своим дорогим родственникам:

– Прощайте. Я отправляюсь к берегам великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьями, чтобы узнать, что крокодил ест на обед.

И все они ещё раз надавали ему по заду на счастье, хоть он и просил их наивежливейшим образом этого не делать.

И он отправился в путь, чуть вспотевший, но совершенно неудивленный, поедая дыни и роняя корки там и сям, потому что не мог их поднять.

Он шёл от Грехем-Тауна до Кимберлея, и от Кимберлея до Графства Хамы, и от Графства Хамы он шёл на восток и на север, всё время съедая дыни, пока не дошёл он до берегов великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьям точно так, как рассказала Птичка Колоколо.

Вам, О Мои Дорогие, следует знать и понимать, что до той самой недели, до того самого дня и часа, до той самой минуты и секунды этот неуёмный Слон-Ребёнок никогда не видел Крокодила и не имел о нём ни малейшего представления. Всё дело было в его неуёмном любопытстве.

Первым, кого он увидел, был Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон, обвившийся, как и положено ему, вокруг скалы.

– Звините меня, – наивежливейшим образом сказал Слон-Ребёнок, – но не видали ли Вы в этих невнятных местах Крокодила?

– Видал ли я Крокодила? – ужасающе надменным образом ответил Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон. – Однако. Больше ничего не хочешь знать?

– Звините, – сказал Слон-Ребёнок, – будьте так добры, скажите мне, что он ест на обед?

И тогда Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон немедленно развернулся и надавал Слонёнку по заду своим чешуйчатым хвостом.

– Это очень странно, – сказал Слон-Ребёнок, – потому что мой отец, и моя мать, и мой дядя, и моя тетя, не говоря о моей тётушке Бегемотихе и о моём дядюшке Павиане, – все понадавали мне по заду за моё неуёмное любопытство; видимо, это в порядке вещей.

Тогда он наивежливейшим образом попрощался с Двухцветным-Скалистым-Змеем-Питоном, но прежде помог ему вновь обвиться вокруг скалы и пошёл дальше, чуть вспотевший, но вовсе неудивлённый, поедая дыни и роняя корки там и сям, потому что не мог их поднять, пока не наступил на нечто такое, что показалось ему бревном, лежащим на самом берегу великой, серо-зелёной, склизкой Реки Лимпопо, окружённой жар-деревьями.

Но это, О Мои Дорогие, было не бревно, это был Крокодил, и Крокодил моргнул одним глазом – вот так!

– Звините, – наивежливейшим образом сказал Слон-Ребёнок, – но не видали ли Вы Крокодила в этих невнятных местах?

Тогда Крокодил моргнул вторым глазом и наполовину приподнял из ила свой хвост; и Слон-Ребёнок наивежливейшим образом сделал шаг назад, потому что не хотел, чтобы ему вновь надавали по заду.

– Подойди сюда, Мой Маленький, – сказал Крокодил. – Почему ты задаёшь такие вопросы?

– Звините, – наивежливейшим образом ответил Слон-Ребёнок, – мне по заду надавали мой отец и моя мать, не говоря о моей высоченной тёте Страусихе и долговязом дяде Жирафе, который лягается больно-пребольно, и о моей необъятной тётушке Бегемотихе и волосатом дядюшке Павиане, включая Двухцветного-Скалистого-Змея-Питона с Чешуйчатым хвостом, который вон там на берегу обвился вокруг скалы и бьёт больнее всех; и поэтому, если Вы не возражаете, я больше не хочу, чтобы мне давали по заду.

– Иди сюда, Мой Маленький, – молвил Крокодил, – ведь я и есть Крокодил, – и он пролил крокодиловы слёзы, чтобы доказать, что это правда.

Слон-Ребёнок заволновался, задышал часто-часто, опустился на колени у самого берега и сказал:

– Так Вы и есть тот самый, которого я ищу столько дней? Пожалуйста, скажите мне, что Вы едите на обед?

– Подойди сюда, Мой Маленький, – молвил Крокодил, – и я шепну тебе на ушко.

И тогда Слон-Ребёнок опустил голову близко-близко к зубастой, клыкастой пасти Крокодила, и Крокодил схватил его за куцый нос, который, до этой самой недели, до этого дня и часа, до этой самой минуты и секунды, был не больше сапожка, хотя и много полезнее.

– Пожалуй, – сказал Крокодил – и сказал он это, сжав челюсти, вот таким вот образом, – пожалуй, сегодня я начну со Слона-Ребёнка!

Услышав это, О Мои Дорогие, Слон-Ребёнок немало огорчился, и он сказал, говоря в нос, вот таким вот образом:

– Пусдиде! Бде больдо.

И тогда Двухцветный-Скалистый-Змей-Питон сполз со скалы и прошипел:

– Мой юный друг, если ты сейчас же и немедленно не станешь тянуть изо всех сил, то, как мне представляется, твой знакомый, тот самый, кто одет в тиснёный кожаный лапсердак (так он называл Крокодила), сдёрнет тебя с берега в эти прозрачные воды прежде, чем ты успеешь сказать «Здрасте».

Именно так разговаривают Двухцветные-Скалистые-Змеи-Питоны.