Книга Нежная соперница - Шэрон Уэттерли

Мартин смерил собеседника покровительственным взглядом с едва заметным оттенком презрения. Роберту Стерну было уже под тридцать, но он по-прежнему одевался, выглядел и периодически вел себя как подросток. Актеры обращались с Бобом панибратски, а коллеги считали его посредственностью. По мнению Мартина, это «молодое дарование» представляло собой типичнейшего неудачника, хотя его партнер, совладелец студии Джеймс Дайнекен, почему-то думал иначе, и переубедить его Шеффилду не удавалось.

Стоя рядом с низкорослым Бобом, Мартин, вероятно, казался окружающим настоящим великаном. Пробегавшая мимо помощница осветителя робко улыбнулась, и он невольно приосанился. Что ж, даже без сравнения с режиссером он выглядел более чем привлекательно. Тридцатипятилетний брюнет — высокий, с отличной фигурой, любовно взращенной в тренажерном зале; с лукавыми карими глазами и неотразимой улыбкой, демонстрировавшей окружающим ямочку на подбородке. На отсутствие женского внимания жаловаться не приходилось. А уж на студии, где он играл не последнюю роль и лично контролировал процесс съемок большинства картин, Мартин мог закрутить роман с любой женщиной. И после удачного эпизода, снятого по его сценарию, ему не могла отказать ни одна… Но сейчас Шеффилд был недоволен актерами.

— Мне не понравилось, как сыграно, — настойчиво повторил он. — Будем переснимать сцену целиком.

Роберт отчетливо заскрежетал зубами.

— Я считаю, что все хорошо! — В его голосе прозвучал вызов.

— Ну а я так не думаю, — свысока улыбнулся Мартин.

Конечно, он знал, что Роберт Стерн терпеть его не может. Впрочем, его не терпели большинство режиссеров. Он ведь имел полное право вторгаться в их тщательно оберегаемую епархию! Все фильмы ставились по его сценариям, и он мог в любой момент вмешаться в творческий процесс. Владелец студии не без оснований полагал, что автору виднее, как должен быть воплощен его замысел. А поскольку фильмы по сценариям Мартина пользовались неизменным успехом, то и на съемочной площадке его слово было решающим. И ему нравилось иногда поддразнивать режиссеров, которые все равно не могли ничего поделать с ведущим (и, по правде говоря, единственным) сценаристом студии.

Покрасневший от злости Роберт судорожно хватал ртом воздух. Потом он повернулся к замершей съемочной группе и рявкнул:

— Шевелитесь, за сегодня надо еще успеть переснять сцену!

— Не гони так, Боб, — дочти ласково произнес Мартин. — Пусть ребята отдохнут немного, они же не железные…

Режиссер уставился на него с таким видом, словно хотел схватить Шеффилда за горло и трясти до тех пор, пока у него не отвалится голова. Не дожидаясь, пока Стерн бросится на него, Мартин кивнул хихикнувшей помощнице оператора, гордо повернулся и направился к выходу. Он подумал, что Роберт за его спиной с трудом сдержался, чтобы не кинуть ему в спину что-нибудь тяжелое.

Едва за ним с мягким щелчком закрылась дверь, как в павильоне разразилась гроза.

— Кем он себя возомнил?! — возмущенно завопил Стерн, прекрасно зная, что сценарист все еще слышит его. — Спилбергом?!

Мартин едва не рассмеялся, но и возвращаться не стал. Что бы там ни считал Роберт, этот дубль будет отшлифован и доведен до совершенства под его, Мартина, руководством. Впрочем, переснимать сцену они начнут не раньше, чем минут через сорок, а он за это время вполне успеет выпить кофе.

С бумажным стаканчиком в руках, лениво прислушиваясь к звукам из съемочного павильона, где Роберт, похоже, отыгрывался на подчиненных, Мартин прошел в полукруглый приемный зал, окна которого выходили на город. Ему всегда нравилось сидеть здесь и смотреть с высоты тридцать восьмого этажа на Лос-Анджелес. Огромные французские окна дарили ощущение полета. Собственно, когда они с Джимом выбирали помещение, то польстились не столько на удобство расположения, сколько на шикарный вид. И небольшая студия, задуманная ими еще в период студенчества, разместилась в небоскребе на окраине Города Ангелов.

Джеймс Дайнекен тоже любил выходить из собственной приемной прямо в зал. Мартин хорошо помнил, как в первые месяцы их совместного творчества, когда персонала было еще катастрофически мало, а работы — ужасающе много, они задерживались по вечерам, спорили до хрипоты, а потом, отдыхая, оба смотрели на город. Лос-Анджелес не затихал даже ночью, и в расстилающейся внизу панораме мерцали огоньки далеких окон и машин, мчащихся по Голливудскому шоссе, бликовали неоновые вывески.

Отхлебнув кофе, Мартин одобрительно улыбнулся и поудобнее устроился в кресле. Хорошая кофе-машина была их первым с Джимом приобретением на этом месте. «Я могу спать на голом полу и работать круглосуточно, — заявил тогда Дайнекен, — но пить плохой кофе — это за гранью добра и зла!» В первый свой приезд, с трудом дотащив кофе-машину от лифта, где ее оставила служба доставки, они сидели в пустой и безлюдной студии, смеялись и пили этот великолепный ароматный напиток. Прославленный на весь Американский институт кинематографии скупердяй Джеймс мог экономить на чем угодно, но не на комфорте — поэтому кофе был на уровне. «Ну вот, теперь я чувствую, что начинается новая жизнь!» — произнес тогда Дайнекен, и Шеффилд согласно приподнял стаканчик…

Мартин улыбнулся собственным воспоминаниям. Им тогда было по двадцать три, и они начинали бизнес, о котором мечтали все время обучения в институте. Почти сразу после знакомства, еще на первом курсе, они решили, что будут зарабатывать деньги любимым делом. Правда, Мартину тогда казалось, что их судьба сложится иначе…

Получив профессию сценариста, Шеффилд попытался найти работу, но быстро понял, что на «хлебное» место просто так не попасть. Для успешной карьеры где-нибудь в Голливуде требовалось, чтобы за него «замолвили словечко». Первые несколько месяцев, перебиваясь случайными заработками, он осаждал агентов, продюсеров и режиссеров. С лестницы его никто не спускал — но на этом везение и заканчивалось. Лишь однажды студия попросила прислать один из его сценариев. Мартин провел ночь, выбирая лучшее из своих творений, а через несколько дней получил ответ: «К сожалению, в данный момент наша студия не заинтересована в сценариях подобной направленности, но мы обязательно свяжемся с вами немного позже».

В тот вечер Шеффилд впервые в жизни по-настоящему напился. Он был сценаристом — и довольно неплохим, педагоги называли его талантливым. Мартин писал много, «запоями», потом с удовольствием редактировал свои произведения, исправляя логические нестыковки и доводя стиль до совершенства. Существовало только одно «но»: любимым жанром Шеффилда был… любовный роман. Нет, он мог написать сценарий чего угодно: и детектива, и зубодробительного боевика, и фильма ужасов, от которого кровь стыла бы в жилах. Но его коньком были отношения между мужчиной и женщиной. Поэтому все лучшие примеры его творчества так или иначе относились к этой сфере. А голливудские студии предпочитали не связываться с неизвестным молодым человеком, пишущим на женскую тему, благо в столице американского кино хватало именитых дам-сценаристов.

Тематика родилась у Мартина неслучайно — свой первый сценарий он написал именно для того, чтобы покорить девушку. Старшеклассницы в школе обращали внимание на стройного кареглазого паренька с густой шевелюрой темно-каштановых волос, но не торопились облагодетельствовать его чем-то большим. Тогда он и написал историю для кино о школьном любовном треугольнике. И был вознагражден за это не только широкой улыбкой и нежным поцелуем, но и прочими прелестями, предоставленными ему подружкой на заднем сиденье отцовского автомобиля. Тогда же, поняв, что напал на золотую жилу, Шеффилд и стал набирать обороты. Девушки обожали его — он был красив, с ним приятно было общаться, а еще он писал совершенно сумасшедшие, завораживающие, восхитительные истории человеческих отношений.