Книга Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

— Она кусается. И рычит. — Предупредила она старичка-психиатра.

— Это ничего, ничего! — Ласково улыбнулся он в пространство. Затем, чуть пригнувшись, промурлыкал в сторону логова: — Это кто у нас там такой маленький спрятался?

В ответ из-под кровати традиционно зарычало.

— Нэ просто малэнкий, а прямо нано-какой малэнький, да?! — Отозвалась Оксана с нарочитым грузинским акцентом. Санитар одарил Поцелуеву неодобрительным взглядом, как если бы в присутствии доброго великана кто-то мучил котёнка.

— Нана! Красивое имя! — Умилился старичок-психиатр. — Означает: нежная, добрая… А вы, Наночка, рычите. Доктора покусали. Расскажите, Наночка, что вас беспокоит. Мы вас не обидим. Мы вам поможем. Мы всё-всё поймём.

Под кроватью молчало. Но уже хотя бы не рычало.

— Вы, Наночка, стали мамочкой. Вы, мамочка-Наночка, сейчас в компании ваших добрых друзей. Добрых и сильных, — он кинул мимолётный взгляд на санитара. — Добрых и сильных друзей, которые никому вас не дадут в обиду.

Санитар уверенно кивнул в никуда, как кивает в никуда преданный пастуху северо-кавказский волкодав. Оксана открыларот, но старичок-психиатр окоротил её жестом. А ведь он сидел к ней спиной! Вот ведь!

— Расскажите нам, Наночка, что вас напугало?

Шуршание. Все насторожились. Кроме старичка-психиатра, который, согнувшись, кажется уже в три погибели, заглянул под кровать. Его глаза лучились светом, озарившим подкроватное логово… нет, не зверя, а — нашкодившего ребёнка. Без малейших признаков помешательства.

— Он меня убьёт! — Всхлипнула Наночка-мамочка, потянувшись навстречу психиатрическому свету, и пустила слезу.

— Никто вас, Наночка, не убьёт. Мы ему не позволим! — Старичок протянул Нане руку. — Ну, выбирайтесь же, радость моя! Вы, конечно, сущее дитя, но не собираетесь же вы пылиться тут вечно вместе с чужими тапочками за компанию, правда?

Нана несмело протянула маленькую ладошку навстречу ветхому ангелу.

Что-то это напоминало Поцелуевой. Ну да! Сикстинская капелла. Ватикан. «Сотворение Адама». Вот только недавно они с Родиным…

В этот момент в коридоре раздался топот, крики акушерок, похожие на вопли чаек при дележе недоеденного, — и в палату, преодолевая сопротивление, ворвался грузный невысокий мужчина очевидно грузинской наружности. И подкроватное дитя человеческое отдёрнуло руку, так было доверчиво протянутую к свету жизни.

— Где эта шлюха малолетняя?! — Зарычал взлохмаченный сизый посетитель.

Но не успела Оксана — в очередной раз! — рта раскрыть, — как хулиган нежно и ловко был фиксирован громадным санитаром. Оксана не уловила ни малейшего движения. Просто — раз! — и скандалист был обезврежен. Только ножками в воздухе болтал.

— Если вы пообещаете мне не буянить и не сквернословить, я разрешу поставить вас на пол. — Ни на секунду не изменяя ласковым и доверительным интонациям, сказал седенький сухонький старичок-психиатр.

— Да я!.. Да она!.. Опозо… — хрипел мужик, продолжая болтать ногами в воздухе в полуметре от пола.

— Андрей Потапович, не будете ли вы столь любезны вернуть гражданина в естественную среду обитания?

Андрей Потапович был любезен. Но, как только гражданин обрёл почву под ногами — он снова попытался выразить свой непонятный пока Поцелуевой протест, очевидно адресовавшийся подкроватной Нане, сидевшей снова тише мыши. Психиатр сделал санитару бровушками — и сизый снова взлетел.

— Вы не находите, что конструктивный диалог возможен только в тишине и покое? — поинтересовался старичок, и не думая изменять своей позе, всего лишь подняв взгляд вверх.

Багровеющий гражданин, прорвавшийся в отделение через все кордоны, кивнул.

— Вот и славно.

И старичок снова отдал санитару невербальный приказ: опустить. Потапыч послушался, но ворот подопечного пока придержал в лапе. Внимательно просканировав буяна несколько мгновений, старичок-психиатр скорее констатировал, нежели уточнил:

— Вы — отец Наны.

Мужчина кивнул. И снова-здорово стал брызгать слюной:

— Принесла в подоле! Проститутка! Да я…

— Ну как же вы можете говорить такое о своей дочери! Которую вы назвали нежной и доброй! Вас как зовут?

— Автандил, — как-то очень быстро представился мужчина. Возможно от удивления тому, что странный дедуля в белом халате, сидящий на полу, знает значение грузинских имён.

— Прекрасное имя! — Старичок-психиатр аж ахнул от восторга. — Означает: «Сердце Родины». Сердце Родины, родившее нежную и добрую. Как красиво!

Старичок мечтательно уставился в окно, мимо Оксаны Анатольевны, которая наблюдала за происходящим с некоторым недоумением. Но решила ни во что не вмешиваться. В конце концов психиатр — вот он. Пусть и разбирается.

— А я — Пето Бердианович.

Он протянул Автандилу руку. Так и не вставая с пола. Потапыч слегка наклонил мужика, всё так же удерживая его за воротник. Рукопожатие состоялось.

— Нет, я давно уже Пётр Валерианович, конечно же. Но на самом деле я — Пето Бердианович. Пето — камень. Бердиа — дарованный богом. Забавно. Камень, дарованный богом. Моя семья живёт в России с тысячу восемьсот первого года. Переехали аккурат после упразднения династии Багратидов — по их же, заметьте, просьбе. И перехода Грузии под протекторат Российской империи. Но вы грузин, вы знаете нашу историю. У нас сохранилась традиция называть детей грузинскими именами. Предки и потомки очень трепетно, да-с… Так что по паспорту я — Пето Бердианович. А так — Пётр Валерианович. Удобней. Наверное…Поздравляю вас, Автандил! Вы стали дедом. Быть дедом — это прекрасно! Я когда первый раз стал дедом…

— Да у неё мужа нет! Учёба — не окончена! Мать — с ума сойдёт! — Перебил Автандил старичка-психиатра. Было видно, что он уже куда спокойней. Хотя горячка ещё не прошла. — Квартиру ей снимали в центре города, как человеку! Ничего для неё не жалели!

— Когда я первый раз стал дедом, — безмятежно продолжил седенький сухой психиатр, — у моей дочери не было мужа. И когда я второй раз стал дедом — у моей дочери не было мужа. И даже когда я третий раз стал дедом — у моей дочери всё ещё не было мужа. Скоро я четвёртый раз стану дедом — и…

— И у вашей дочери всё ещё нет мужа! — Рассмеялась Оксана Анатольевна.

— Именно, деточка! Именно! — Радостно отозвался он. — Первенький мой внук — брюнет такой кареглазый, прекрасно рисует, очень добрый мальчик. Хотите, я покажу вам его рисунки?

Он вынул из кармана халата айфон, оживил, открыл нужное приложение и протянул Оксане: — посмотрите! Это же новый Нико Пиросмани!

— Я вижу, что не Резо Габриадзе! — Хмыкнула Поцелуева, вскользь пролистывая косорылых собачек, плоских человечков и страшно кривые фрукты.

— Да уж, конечно! Резо — конъюктурщик и подражатель! А у моего первенького внука — свой стиль! Второй мой внук — он прекрасно танцует. Он так исполняет картули! Что вы! Картули — это… — Он посмотрел на Автандила.