Книга Ртуть и соль - Владимир Кузнецов

– Все путем? – Просперо возникает из темноты, широколицый, черноволосый еврей, старый приятель и давний напарник Эда – не только в игроделе. Хваткий и дотошный, он отличный администратор. На нем вся техническая часть игры: покупной антураж, питание, вода, договор с турбазой, взносы.

– Ты, кстати, в курсе? – спрашивает он. – Это наша с тобой десятая игра. Десять игр и одиннадцать лет нашему тандему.

Эд кивает.

– Наверное, последняя.

– Да перестань, – улыбается ему Просперо. – Все наладится. Пошли-ка лучше выпьем.

Он тянет Эда за собой, в темноту, где прячется мастерский домик. Вообще-то Просперо зовут Вова, а прозвище свое он получил не от шекспировского мага, а от оружейника-революционера из «Трех толстяков» Юрия Олеши. Молодежь даже не слышала о такой сказке, но в Вовино с Эдом детство эта книжка продавалась везде, да еще и фильм был по ней, и мультик, кажется. Они дружили уже тогда и часто играли вместе, представляя себя героями этой книги. Эдик тогда был Тибулом, но кличка к нему не пристала. А вот Вова так и остался Просперо, даже группу свою так назвал – «Просперо и Калибан». Играли они мрачноватую такую вариацию бардовской песни, которая, как оказалось лет пять спустя, хорошо вписывалась в жанр «дарк-фолк». «Просперо и Калибан» часто выступают на играх, правда неполным составом и в акустике, но все же группа имеет некоторые вес и признание в тусовке.

– Как там Алина? – доставая из сумки бутылку коньяка, интересуется Вова. Эд качает головой:

– Все так же. Врачи говорят, что состояние хорошее, опасности нет.

Вова выдвигает тумбочку, устраивая импровизированный стол. Коньяк с бульканьем течет в походные стаканы.

– Что-нибудь обещают?

– Как всегда. «Пробуждение может произойти в любой момент». Шутят, – Эд берет стакан и тут же опрокидывает его в себя. Просперо поддельно возмущается:

– Кто так пьет? Это ж коньяк, а не водка.

– Это бодяженный спирт с красителем и ароматизатором, – вытерев губы, отвечает Сол. – Пить его нельзя. Можно только употреблять.

Просперо осторожно нюхает свой стакан.

– Нормальный коньяк, – пожимает он плечами. – А вообще, правильно, что ты эту игру таки сделал…

– Еще не сделал, – возражает ему Эд.

Просперо отмахивается.

– Сделал-сделал. Оттарабаним парад, а дальше игроки уже сами разберутся. Правила толковые, люди адекватные, все вопросы решили…

– Как по взносам? В нули вышли? – Сол задумчиво крутит в руках мобильник, словно собираясь кому-то звонить.

– Ага, – ухмыляется Просперо. Это их старая шутка. Уже много лет под его мудрым еврейским руководством игры приносят им стабильный, пусть и небольшой (в пересчете на затраченное время) доход. В этот раз договаривались, что доход пойдет Алине. Точнее, на уход за Алиной.

Вова разливает по стаканам вторую порцию, достает из сумки лимон. Клацает выкидной нож, слегка похрустывает под лезвием желтая корка.

– Алина была бы рада. Жалко, что она всего этого не видит.

– Кто знает? – Эд выпивает, подхватывает пальцами лимонный кружок. – Знаешь, она мне много рассказывала про этот город. Она ведь его не придумала. Ну не совсем придумала.

– Это как?

– Алина не хотела, чтобы кто-то знал. Она говорила, что ей все время снится один и тот же сон. Вернее, сны разные, но все происходят в одном городе, в Олдноне. Она даже карту его мне рисовала, рассказывала, где была и что видела.

Просперо задумчиво трет подбородок. Это не мешает ему налить по третьей.

– Хочешь сказать, что ей это все приснилось?

– Точно, – Эд берет стакан, держит в руке. – Несколько лет подряд, еще до нашего знакомства. Каждую ночь – один и тот же город.

– Ничего себе.

– Я сначала не верил. Сначала. А потом, когда Алина стала по утрам пересказывать мне свои сны, поверил. И как по-другому? Она меня никогда не обманывала. Смолчать могла, а соврать – нет.

Сол выпивает. Теперь он смотрит куда-то сквозь Просперо, взгляд помимо воли застывает. Он не может прогнать это странное оцепенение.

– Знаешь, а я ведь предчувствовал. Перед тем как все случилось. Ее сны, они стали особенно яркими… Алина стала долго спать, ложилась очень рано. Мне иногда даже казалось, что она торопится туда, что ей тут скучно, неуютно. Ну я себя успокаивал… Теперь думаю – зря.

– Перестань, – Просперо выпивает свою порцию, спешно закусывает. – Ты не мог знать. А даже если бы знал?

Эд переводит на него потяжелевший взгляд.

– Сейчас я знаю только то, что моя жена провела уже тринадцать месяцев в состоянии чуть лучше комы. Не кома – летаргия. Еще неизвестно, что хуже. Когда я утром разбудить ее не смог, скорую вызвал… Эти придурки начали мне рассказывать, что Алина истеричка, и все это – последствия стресса. Говорили, что через час-полтора сама проснется. А потом просто развернулись и уехали.

– Ублюдки, – кривится Просперо. – Весь институт балду пинали, потом пришли людей лечить. Точнее, лекарства выписывать подороже, за аптечные откаты.

– На скоряке откатов не получают, – качает головой Сол. – Там есть хорошие люди, но работа такая, что черствеешь быстро. Все по фигу становится.

Они пару минут молчат, глядя на столик с остатками лимона и бутылкой, в которой еще осталось на два пальца коньяка. За стенами домика разогретый алкоголем хор нестройно выкрикивает какую-то народную ролевую. Сквозь хриплое пение слышен вистл, с трудом попадающий в неровный ритм гитары. Первая ночь – одна из лучших на игре. Это ночь предвкушения, когда вместо игры в голове иллюзия, волшебный мир, в который вот-вот нырнешь, как в темный омут. Это потом все становится на свои места и идет по накатанной колее до самого конца. А в первую ночь еще кажется, что все будет по-другому. По-настоящему.

– Скучаешь без нее? – спрашивает Просперо.

Эд смотрит на него, не торопясь отвечать.

– Сначала… Сначала было непонятно. Думал, что Алина вот-вот очнется, ждал. Потом как-то втянулся. Прочитал, что в летаргии человек все слышит. Стал с ней разговаривать. Первые месяца три. Потом устал. Знаешь, я не могу разговаривать с трупом. Стыдно, – Сол качает головой. – Последние месяцы я ей читаю по вечерам. А днем, пока на работе, заряжаю аудиокниги.

Просперо разливает остатки коньяка. Опустевшая бутылка уходит на пол. Пение за окном затихает, хор разбивается на десяток громких голосов, бодрых, но уже слегка неуверенных. Душный летний вечер постепенно уступает прохладной ночи. Мошки кружатся вокруг лампы, комары, наглые и многочисленные, атакуют беспрерывно.

– Есть не хочешь? – интересуется Просперо, метким ударом сбивая очередного кровососа.

– Нет, – мотает головой Сол. – Жара, ничего не хочется. Я спать.