Книга Тайна брата - Дэн Смит

Парень, лежащий у моих ног, садится и смотрит на меня, закусив губу, будто изо всех сил удерживает слезы. Его зовут Йохан Вебер, мы учимся в одном классе. Не то чтобы мы дружим, я его толком не знаю, но сегодня он сам на себя не похож. Толковый и резкий, он не раз укладывал на ринг ребят постарше. Переводя взгляд с красной ленты моей жизни на его синюю ленту у меня в кулаке, размышляю, почему он так легко сдался.

— Едва успел, — сообщает гебитсфюрер, глядя на часы. — Еще несколько минут, и вы бы проиграли.

— Так точно.

— Скольких ты одолел? — указывает он на синюю ленту у меня в руке.

Достаю из кармана отнятые жизни и пересчитываю.

— Семерых.

— Семь жизней? У тебя даже кровь на лице.

— Это не моя, герр гебитсфюрер.

— Хорошо. — На суровом лице мелькает тень улыбки. Он кивает. — Молодец, такие немцы и нужны нам в армии. Герр Гитлер гордится тобой. Тебе сколько лет?

— Одиннадцать. Завтра будет двенадцать.

— Как зовут?

— Карл Фридман, герр гебитсфюрер.

Почести

Ребята из гитлерюгенда провожают нас к открытым грузовикам и ждут, пока мы залезем в кузова. Наша форма вся в грязи и крови, но это мелочи. Главное, мы победили.

Каждое отделение едет отдельно. Мы выстраиваемся в цепочки и по очереди забираемся в машины. Там тесно, сидеть приходится на железном полу, жарко, пот заливает боевые ссадины, но настроение отличное.

— Славная победа! — перекрикивает Ральф рев мотора. — Как раз подарок тебе на день рождения.

— А вы прикиньте, как англичашки обгадятся, когда мы высадимся на их берегу! — орет Кристоф.

— Скоро уже мы выиграем войну, — говорит Феликс.

— Ну, надеюсь, на мою долю вражин хватит, — смотрю я на Феликса.

— Брательник говорит, врагов целые миллионы. — Мартин, дотянувшись, трет мне лоб костяшками пальцев. — Всем достанется. Даже тебе, Карл!

Грузовик скачет по ухабам добрых полчаса, но я упиваюсь победой и своей ролью в ней, поэтому время летит. Даже ползи мы три часа, и то я бы не заметил. Мышцы наливаются приятной усталостью, ветерок щекочет кожу, вокруг друзья, что может быть лучше? Только то, что в нашей школе гитлерюгенд организовал двухнедельную физкультподготовку. Прошлая неделя была лучшей в моей жизни, и впереди еще одна такая же. Завтра у меня день рождения, и я проведу его среди товарищей.

Грузовик с лязгом тормозит около школы, и мы на негнущихся ногах соскакиваем на землю. На теле наливаются синяки, но я чувствую себя на вершине мира.

Гебитсфюрер передал командование старшим ребятам из гитлерюгенда. Те, выкрикивая команды, превращают толпу в ровный строй. На соседнем плацу, левее школы, девчонки в белых майках и черных шортах занимаются спортом, купаясь в солнечных лучах. Так трудно оторвать от них взгляд, кто-то из ребят восхищенно свистит, но юнгбаннфюрер[3]вытаскивает того из строя и приказывает сделать двадцать отжиманий. Все замирают по стойке «смирно».

Под грохот моторов последние ребята выскакивают на плац, встают в строй, и юнгбаннфюрер, Аксель Юнг, начинает перекличку, проставляя галочки в списке. Вышагивая вдоль строя, он выкликает очередное имя и внимательно смотрит на рявкнувшего «Здесь!». Отметив всех до единого, он роняет планшет на землю и встает лицом к нам.

Руки сцеплены за спиной, по бокам — двое молодцов из гитлерюгенда, он молчит какое-то время, лишь глаза бегут по нашим рядам. Перед Акселем выстроилась добрая сотня мальчишек, но внешне он сохраняет полное равнодушие.

В форме он смотрится потрясающе. Суровый, мужественный. Держится строго, как подлинный солдат, на боку висит кинжал, и мне очень хочется стать таким же. Ему семнадцать лет, и скоро он отправится на фронт. Надежный, верный, готовый умереть за фюрера.

Наконец, привстав на каблуках, он демонстрирует нам идеальную выправку. Над полем разносится его голос.

— Карл Фридман, шаг вперед.

Если честно, не ожидал услышать свое имя. Чеканя шаг, подхожу к Акселю Юнгу и отдаю честь. Он тоже отдает честь и, кивнув мне, обращается к строю:

— Карл Фридман сегодня показал нам и волю к победе, и военную хитрость. Он убил семерых, поднял флаг и единственный из всего взвода остался в живых. За успехи он награждается серебряным значком достижений.

Когда Аксель Юнг прикалывает значок к форме, у меня становится тесно в груди. Я столько мечтал об этой награде, и вот она моя. На значке красуется стилизованная под молнию буква S, как на символе войск SS, в центре — маленькая свастика, а по кругу идет надпись: «Fiir Leistungen Im DJ»[4]. DJ — это «Дойчес юнгфольк», «Юные немцы» — организация, в которой мы состоим, пока нам по возрасту не придет пора вступить в гитлерюгенд.

Аксель Юнг, бросив на меня взгляд, вскидывает руку и кричит: «Хайль Гитлер!» Повторяю жест и, крутнувшись на каблуках, возвращаюсь в строй.

Шагать приходится под такой гром аплодисментов, что девчонки на соседней площадке оборачиваются.

— Молодцом, — подмигивает Ральф, когда я прохожу мимо.

Хочется прыгать от счастья. Тем временем Аксель Юнг переходит к другим вопросам.

— Проигравшие, — командует он, указывая на дальний край поля, где у ограды собрались наши соперники, — пятьдесят отжиманий.

Доносятся стоны.

— Сто отжиманий.

Желание причитать отбито напрочь. Ребята, подбежав к ограде, падают на землю, и начинается долгий и мучительный процесс. Из толпы выпадает только Йохан Вебер.

Он сильно бросается в глаза. Пока все бегут, он едва плетется. К сетке приходит последним. И вместо отжиманий ложится ничком, носом в гравий, раскинув руки, будто у него вовсе не осталось сил.

— Остальные шагом марш на обед, — объявляет Аксель Юнг. — Встретимся после уроков.

Ральф с Мартином подходят ко мне полюбоваться значком. По пути к нам прибивается еще несколько мальчишек.

— А ну бодрее! — кричит юнгбаннфюрер у нас за спиной. — Кто не отожмется, тот не обедает!

— Повезло тебе, — говорит Феликс. — А я вот значка все никак не дождусь.

— Скорости не хватает, — предполагает Мартин.

— Со скоростью у меня в порядке, — возражает Феликс. — Я опередил Карла…

— Значит, не скорости, а мозгов, — подкалывает его Ральф, и меня колет чувство вины.

— Это ж вы придумали: разделяй и властвуй, — говорю я ребятам.

— Ага, — Мартин шутливо бьет меня в плечо, — есть такое дело. Мы придумали план и поставили жизнь на твой успех.