Книга Моя мама любит художника - Анастасия Малейко

Бегу домой, а шапка в пакете радуется, что-то бормочет и похихикивает, будто проснувшийся утром ребенок. На улице стало еще холоднее, солнце ушло. Я бегу навстречу своему розовому дому, оставляя за собой театр, подвал, кофейни, скамейки, магазин с мольбертами и маму с художником.

Глава вторая. О том, что вдвоем с другом есть бабушкины котлеты гораздо приятнее

Стою, не сняв сапоги, в комнате и смотрюсь в зеркало. В зеркале — чуть розовый, еще не согревшийся нос, два карих глаза, а на голове свернулся маленький лисенок. Лоб щекочут ворсинки меха, я смотрю на шапку в зеркале и мысленно пишу наш с ней разговор.

— Ну, как тебе жилось до меня?

— Да так как-то, не особенно…

— Долго тебя носили?

— Долго…

— В Польше?

— В Польше…

— Теперь будешь жить у меня.

— У тебя…

Звонок в дверь прерывает наш диалог с рыжей шапкой, она замолкает, а я, не снимая ее с головы, распахиваю дверь. На пороге стоит наша соседка и мой лучший друг — Кира Сергеевна из двенадцатой квартиры. Она замирает так, будто Бетховен, который висит у нее над пианино, вдруг ожил и поселился у нас. Я выжидающе молчу.

— Ты купила себе лису? — слышу я наконец вопрос.

— Это лисенок, — поправляю я и пропускаю Киру Сергеевну с кастрюлькой в руках в прихожую.

— Прекрасный выбор, Линочка, тебе очень идет рыжий цвет! — Я знала, что уж кто-кто, а Кира Сергеевна оценит шапку по достоинству.

— Отличный прикид, — парирую я, имея в виду, что на Кире Сергеевне сегодня мой подарок, джинсовая рубашка из 80-х, вытертая на локтях до белесых овалов. — Бабушка?.. — киваю я на кастрюльку, откуда пахнет куриными котлетами и картошкой.

— Да, она не стала вас ждать, занесла мне. Ты голодная? Мой руки и садись скорее, пока все теплое. — Кира Сергеевна проходит на кухню, а я снимаю шапку и кладу ее в музей, рядом с черной фетровой шляпой. Пусть знакомятся.

Потом мы сидим с Кирой Сергеевной на кухне и едим бабушкины котлеты.

Бабушка живет за три дома от нас и часто заносит нам всякую еду — банки с борщом, котлеты, пирожки. Она волнуется, что, когда ее не станет, мы с мамой умрем с голоду, потому что готовить не хотим и не умеем. Мы, конечно, с ней соглашаемся, чтобы доставить ей удовольствие, но вообще-то у нас к еде философское отношение. Если дома есть батон, кефир, яйца и сыр, значит, все в порядке. Кира Сергеевна считает так же. Мы с ней вообще во многом похожи. Не представляю, как бы я жила без наших чаепитий и обсуждений всего на свете.

— Мама у художника, — говорю я сквозь котлету.

— Хорошо, — отвечает Кира Сергеевна и кладет мне под руку салфетку.

— Не понимаю, что хорошего. Вытащила сегодня утром клетчатое пальто. Вырядилась, как студентка. Побежала к нему, понесла ванильное печенье.

Кира Сергеевна улыбается одними глазами.

— Твоя мама счастливая и влюбленная. Это лучшее, что может случиться с человеком. Когда влюбишься, поймешь.

— Но почему художник? Она что, не могла выбрать кого-нибудь другого для счастья?

— А чем тебе не нравится художник? — Кира Сергеевна разливает чай. Все-таки здорово сидит на ней эта рубашка. Она в ней как хиппи, только цветочного венка на голову не хватает.

Честно говоря, у меня нет ответа на вопрос, почему художник мне не нравится. Вообще-то он симпатичный и веселый. И мама с ним постоянно смеется и подпрыгивает, как школьница. Наверное, я просто ревную — раньше она веселилась со мной. Мы ходили на концерты и в кино. По воскресеньям уезжали в парк с бутербродами и термосом, лежали на траве до вечера, болтая и сочиняя всякие истории. А теперь у нее художник.

Я говорю все это Кире Сергеевне, мы пьем чай, а за окном темнеет.

— Может, посмотрим кино? — предлагаю я.

— А уроки?

— Два английских, литература и химия. Английский давно сделан.

— А химия с литературой? — спрашивает для порядка Кира, хотя я вижу, что она уже согласилась.

— Не задавали.

Я убираю кастрюлю в холодильник, мою тарелки, и мы уходим в двенадцатую квартиру.

Глава третья. Лучшее место на земле

Моя соседка — пианистка. Точнее, когда-то давно, когда меня еще не было на свете, а мама была маленькой, Кира Сергеевна окончила консерваторию и подавала большие надежды. Ее учитель, известный пианист, которого мы часто слушаем на старых виниловых пластинках, считал ее самой талантливой студенткой. А у Киры кроме музыки был скрипач. Такой же молодой и талантливый, как она сама. Однажды друг скрипача подвозил его домой, был туман, и их машина врезалась в грузовик. Друг погиб, а скрипача увезли в реанимацию. Положение было серьезным, и Кира загадала: если она не будет знаменитой пианисткой, то ее скрипач выживет. И пока скрипач лежал три месяца в больнице, она бросила готовиться к концертной программе и устроилась работать в музыкальную школу Скрипач, конечно, выжил. И даже больше — через год после аварии женился на ее подруге, другой талантливой пианистке, и уехал с ней в Германию. Иногда, очень редко, он звонит Кире Сергеевне, и они говорят о музыке и о жизни. Я однажды спросила у мамы: неужели Кира никогда не пожалела, что бросила тогда карьеру пианистки? Мама сказала: конечно, нет. И что у каждого на земле есть выбор, и что это никакая не жертва, а обыкновенная любовь. И что любовь важнее музыки.

У Киры Сергеевны после скрипача было два мужа. Один — архитектор, второй — хирург. Оба приходят с букетами к ней на день рождения и до сих пор ее любят. Еще к ней приходят ученики, садятся за ее черное старинное пианино, играют гаммы и разучивают пьесы. А Кира сидит на венском стуле и внимательно слушает. Я тоже сижу у себя дома, подставляю к стене банку и слушаю. Считаю ошибки.

— Сегодня тот, который был в два часа, сбился три раза, — говорю ей при встрече, демонстрируя свой чуткий слух.

— Это не важно, — бросает она.

— А что важно?

— Чувствовать дно клавиши — вот что важно. Музыка не фигурное катание, это там считают, сколько раз упал.

Вот такая она, моя лучшая подруга. Мы видимся почти каждый день. Захожу к ней — и сразу будто заныриваю в другой мир. Обычные квартиры пахнут чем-то съедобным. Бывает, чистым бельем, кошкой, мылом или шубами, которые вытащили из шкафа. А у Киры пахнет необыкновенно — старой мебелью, кофе, корицей и духами «Шанель № 5».