Книга Я всего лишь собака - Ютта Рихтер

Az okosabb enged — так звучит одна венгерская поговорка.

Az okosabb enged — в споре уступает тот, кто умнее.

У меня нет выбора, я же умнее.

Ай, как больно!

Ох, Мицци, опять твоя взяла!

Снова кошка наверху, а я внизу.

Полюбуйтесь, как она растянулась на моей садовой скамейке.

На моём любимом месте.

Притворяется, что спит, да ещё лапу свесила, будто случайно, и та болтается прямо у меня перед глазами. Я вижу, как она медленно то выпустит свои коготки, то спрячет их назад в кожаные подушечки на лапах.

В Венгрии ни один домашний кот не отважился бы на такое!

Там-то коты знают своё место, дядя Ференц об этом позаботился: кошкам место на сеновале и на лугу, пусть там часами охотятся в траве за какой-нибудь тощей мышкой.

Ну, а здесь всё иначе…

Здесь-то дядюшки Ференца нет, я в этих краях один-одинёшенек, и зовут меня тут Антоном.

Нет, я не жалуюсь.

По большому счёту, мне повезло: миска всегда полна, свежая вода в достатке, а в награду мне дают пожевать высушенные свиные уши — объедение!

Ах, как они хрустят!

Ладно уж, в доме есть и другие места — не хуже.

Глава вторая,

в которой я рассказываю о своих хозяевах

В моей новой семье все ко мне хорошо относятся.

Хозяина зовут Фридберт.

Мы оба любим прогулки, и это нас сближает. В любую погоду готов он бродить со мной по лесу.

Конечно, ему за мной тяжело угнаться: у него-то всего две ноги, не больно разбегаешься.

Вот он и завёл свисток, чтобы меня подзывать.

Но я делаю вид, что ничего не слышу. Фридберт не понимает, что мы, овчарки, — прирождённые пастухи; наше дело — следить за большими стадами. Серые венгерские коровы, шерстистые свиньи и вдобавок волошские овцы — вот наши подопечные.

Овцы блеют и щиплют траву.

Они глупы, не знают, где север, где юг.

Без нас, овчарок, они наверняка пропали бы.

Пушта — самая бескрайняя степь в мире.

Там живут шакалы, хорьки, а ещё дикие кошки и енотовидные собаки.

В пуште можно бегать дни напролёт.

Там нет никаких заборов, никаких границ, лесов и домов.

Куда ни глянь — сочная зелёная трава.

Лишь изредка встретишь в поле колодец-журавель, а если повезёт — набредёшь на старый сарай, где можно ночью укрыться от дождя и ветра. Небо в пуште высокое и синее, словно океан. Мы, собаки-пастухи, живём прямо под открытым небом, ловим носом ветер, принюхиваемся, нет ли опасности.

Денно и нощно следим мы за стадом.

Если какая овца отобьётся от остальных, мы её живо возвращаем назад.

И никаких свистков не надо: мы сами знаем, что делать.

А Фридберт называет это непослушанием! Вот завёл бы себе овец, увидел бы тогда, чего я стою.

Только от него не дождёшься…

Здесь овец и в помине нет и шакалов никто в глаза не видывал.

Тут одни зайцы да утки.

Но зайцы для меня слишком шустрые.

Я бы их охотно погонял, но они ловчат: делают петлю и скрываются в траве.

Зайцы знать не хотят, что такое порядок.

А уж про уток и говорить нечего…

Слетаются большими стаями, а стоит мне подойти поближе — все разом поднимаются в воздух.

Ох уж мне этот фридбертов свисток!

Он всему помеха.

Как тут прикажете нести службу?

Как показать, на что способен?

Но я твержу себе: Az okosabb enged — уступает тот, кто умнее.

Я умнее, это точно.

Чтобы порадовать Фридберта, я готов ходить у его ноги.

За это полагается свиное ухо в награду.

А за свиное ухо я готов сделать всё что угодно.

У Фридберта низкий голос и короткий язык. Он у нас вожак.

Если я не выполню его команду, не видать мне свиного уха.

Наоборот, сам могу схлопотать по ушам.

А треплет он за уши пребольно, будто кот когтями по носу ударяет.

Так-то!

Зато все остальные в доме пляшут под мою дудку.

Стоит мне тихонько поскулить, вильнуть хвостом или толкнуть носом — и готово дело: каждый сделает то, что я хочу.

Хозяйку зовут Эмили.

У неё доброе сердце и громкий голос.

Она заправляет всеми кастрюлями на кухне. Открывает банки с моей едой и наливает мне воду в поилку.

По вечерам её руки пахнут куриной кожей, ливерной колбасой и ветчиной.

Чуток поскулить, повилять хвостом, толкнуть разок-другой носом — и пожалуйста: она протягивает мне лакомый кусочек.

Тайком, конечно, — ведь Фридберт не одобряет незаслуженные подачки.

Так что надо быть начеку: а ну как заметит, что Эмили меня балует…

Может, он и её за уши оттреплет за непослушание.

Впрочем, не знаю.

Но знаю, что должен смирно лежать под столом у ног Эмили.

У нас, венгерских овчарок, четыре радости в жизни: овцы, свиные уши, куриная кожа и ливерная колбаса.

От кого этим пахнет — от того мы ни на шаг, я готов такого всю жизнь пасти.

Так что я не жалуюсь…

По большому счёту, мне повезло: Эмили в собаках души не чает, а Фридберту не видно, что там под столом делается.

Глава третья,

о Малышке, которую я люблю больше всех на свете

А теперь я расскажу вам о Малышке!