Книга Люди и Цверги - Сергей Русаков

Глава 1,

в которой автор вводит главных героев, подобно тому, как опытный шахматист в самом начале партии выводит фигуры в центр шахматной доски

Вечером люди обычно более благодушны и менее бдительны – они поели жареных сосисок, запили их пивом, обсудили новости, вышли прогуляться, и нужно поторопиться, потому что магазины скоро закроются. Может быть, кто-нибудь из людей что-нибудь купит. Цверги любят это время – можно, не сильно напрягаясь и применяя легкую магию, заставить людей сделать покупки.

Зигшпиль не то чтобы дежурил, он в некотором роде развлекался – за людьми лучше всего наблюдать из мест, которые привлекают их внимание. Молодой цверг был весьма оригинален и часто прятался прямо в витринах сувенирных магазинов, в которые глазели люди. На этот раз он смотрел на прохожих из глаз статуэтки гнома.

Нередко попадались совершенно прикольные люди. Вот, к примеру, этот тип в клоунской кепке: рожа красная – видимо, только что из гаштета. Ишь ты, фотографирует! И зачем? Такие обычно никогда не смотрят фотографий, которых наделали. Тем более, если снимать на мобильный телефон – это не фотопленка, считать оставшиеся кадры не нужно. Что там у него: Айфон?.. Что?! Что это сверкнуло? Да он же с трещиной!

* * *

Вечер – время никудышное. Ничего, кроме чего-то совершенно незамысловатого, вечером сделать невозможно. Писатель никогда ничего не пишет вечером – только утром. Вечером можно проверить почту, не отвечая на письма, посмотреть телевизор, почитать книжку или погулять – просто погулять, заглядывая в витрины магазинов.

Звигунов не то чтобы искал что-то или хотел что-нибудь купить. Он знал, что к утру к нему обязательно придут мысли о том, что написать. Однако опыт подсказывал, что впечатления сделают его мысли чуть богаче. А впечатлений хватало – второй день в Германии.

В витринах магазинчиков среди обычного ширпотреба попадались вещицы весьма занятные. Взять хотя бы эту, деревянного гномика, – он непривычно симпатичен, потому что стереотип гнома сводится к носатому карлику в красном колпаке. Ишь ты, как улыбается – прямо ребенок! Ай! Палец скользнул по трещине в разбитой стеклянной панели телефона и порезался!

* * *

Часто можно услышать что-то вроде: «Поверь в удачу!» Подобные глупости обычно изрекают психологи. Удача – это всегда результат магии. Кто владеет, тот и удачлив.

Зигшпиль, хоть и был молод – ему шла всего вторая сотня лет – усердно тренировался в магии. Вот и сейчас он укреплял навыки применения заклинания, пробуждающего интерес людей к вещам и заставляющего их возжелать овладеть вещью. Альфа и омега маркетинга.

Однако пришлось отложить тренировку до лучших времен – прямо перед ним был тип из ориентировки, отличительной приметой которого был расколотый Айфон. А так, человек как человек. Уши, нос, глаза… Ух ты, какие у него глаза! И как он сразу не обратил внимания на них? Цверг зажмурился – тип неожиданно посмотрел ему прямо в зрачки. Взгляд, как это обычно у таких бывает, казалось, зацепил лебедкой и тащил цверга к себе. Повеяло силой.

Этого типа, о котором пока не было ничего известно толком, зацепил на баварской границе старый цверг– пограничник. Несмотря на то, что в ходу давно уже самые современные средства обнаружения, старик по старинке пользовался древним сигнальным устройством на основе сухих шишечек хмеля – они начинали шелестеть при появлении вблизи них магической Силы, а значит, и магов, обладающих этой силой.

Чтобы не потерять след подозрительного субъекта, опытному цвергу пришлось пойти на хитрость – удалось подтолкнуть того под руку, после чего он выронил из рук свой Айфон прямо на гранитную мостовую стоянки для машин. Стекло треснуло, хозяин телефона расстроился, и по шлейфу этой сильной эмоции его можно было проследить по маршруту следования. Информацию об этом передали всем, кто мог оказаться на предполагаемом пути. Однако уже через несколько минут след огорчения растаял, и стало понятно, что неизвестный владеет заклинаниями от подобных неприятностей и скоро избавился от расстройства. Стало ясно, что это действительно маг.

* * *

Поездка Звигунова по Германии сопровождалась непривычным для него возбуждением, которое обычно называют радостью или восторгом, что совершенно не вязалось с его жизненной позицией и привычным набором из скептического любопытства и способности давать самые невероятные интерпретации самым разным явлениям. Он еще подумал: «Не к добру я так разволновался!» – писатель верил во всякие там чудеса и магию, как верят в это все суеверные люди. Прикидывая, как бы ему успокоиться, он задумал сделать несколько фотографий с умиротворяющими видами Баварии, в которую он только что въехал, и остановился размяться.

Бах! Телефон выскользнул из рук и грохнулся на камни мостовой. Предчувствуя неприятное, Звигунов поднял телефон и увидел звездочку трещин, расходившихся в разные стороны от главной кнопки его любимого Айфона… Блин!!! Какая жалость! Как же теперь? Хотел успокоиться, а не расстроиться…

Жалко было не только телефон, но и свое настроение, которое грозило радикально испортиться от только что испорченной вещи. Поругивая нелюбимых психологов, но все же вспоминая, что они советуют в подобных случаях, Звигунов попытался, как мог, избавиться от огорчения, отогнать его прочь или думать о чем-нибудь другом, но горечь появлялась вновь и вновь, как тот самый привкус дегтя в бочке меда хорошего настроения. Ведь это был еще и подарок жены к Новому году, а также символ свободы пенсионера, решившегося оставить государственную службу и посвятить себя писательству.

На память пришла еще одна методика, вернее, вспомнился необычный автор – то ли психолог, то ли эзотерик, то ли кибернетик… Черт его знает! Однако почему не попробовать? Зенгланд – так звали этого умника – считает, что придание чему бы то ни было излишней важности всегда оборачивается неприятностью с этим предметом – типа: «За что боролись, на то и напоролись!» Например, если важно успеть на поезд, то все будет так, что обязательно опоздаешь. Подумав, что телефон – всего лишь железяка, Звигунов почувствовал, что его «отпускает». Поборовшись с нежеланием эмоции раствориться, он все же победил и успокоился, продолжив предаваться впечатлениям от поездки, правда, уже более умеренно – чтобы не накликать новые неприятности.

* * *

Так бывает, что найденное обязательно потеряется, чтобы продолжить череду находок и потерь по закону, навряд ли кому достоверно известному, но действующему, несмотря на это. Вот и Звигунов пропал из поля зрения, даже не подозревая, что его нашли, потеряли и снова ищут. Не мог он себе представить и то, кто и зачем его ищет в чужой, но такой красивой стране – Германии. А поиски, между тем, вновь увенчались успехом заинтересованных в этом, и молодой стадвадцатитрехлетний цверг ломал себе голову над тем, как проследить этого типа, подозреваемого в принадлежности к магам, до места его ночевки, потому что ночью, пока маги спят, сила их иссякает, и можно будет сделать с ним то, что скажут старшие и авторитетные цверги. Они наверняка знают, что делать в таких случаях. И Зигшпиль придумал.