Книга Книга Странных Новых Вещей - Мишель Фейбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тут вблизи аэропорта полно этих жутких корпоративных гостиниц, — сказал он. — Мы могли бы снять номер на час.
Он тут же чуть пожалел, что сказал «жутких», — это прозвучало, как если бы он пытался разубедить ее, одновременно притворяясь, что это не так. А он лишь подразумевал, что гостиницы эти того сорта, которого они оба избегали как могли.
— Просто найди укромный съезд, — сказала она. — Мы можем сделать это в машине.
— О-го! — воскликнул он, и они оба засмеялись.
«О-го» было слово, которым он приучил себя заменять восклицание «О Господи!». Начинались они одинаково, так что возможно было избежать упоминания имени Его всуе, когда восклицание уже почти срывалось с языка.
— Я серьезно, — сказал она. — Любой сгодится. Просто остановись так, чтобы никто не пристроился позади.
Шоссе теперь выглядело для него иначе. В теории это все еще была полоса гудрона, оснащенная дорожными знаками и хлипкими металлическими ограждениями, но теперь их намерение все преобразило. Это уже была не прямая дорога к аэропорту, а потаенная глушь с тенистыми объездными дорогами и укрытиями. Доказывая снова, что реальность необъективна, но всегда только и ждет, чтобы изменить форму и найти новые определения для себя, в зависимости от людского отношения.
Конечно, каждый человек на земле властен изменить реальность. Питер и Беатрис много раз обсуждали эту тему. Трудно заставить людей понять, что их жизнь жестока и ограниченна только потому, что они ее так воспринимают. Трудно заставить людей увидеть, что неоспоримые факты существования не так уж бесспорны. Трудно найти слово проще, чем «непреложно», чтобы сказать о «непреложном».
— Может, здесь?
Беатрис не ответила, только положила руку ему на бедро. Он плавно направил машину на стоянку грузовиков. Надеясь, что Господь не запланировал превратить их в лепешку с помощью грузовика весом в сорок четыре тонны.
— Я никогда этого не делал, — сказал он, повернув ключ зажигания.
— Думаешь, я делала? Мы справимся, давай переберемся назад.
Они открыли дверцы, каждый со своей стороны, и встретились через несколько секунд на заднем сиденье. Они сидели, как пассажиры, плечо к плечу. Обивка пахла чужими — друзьями, соседями, прихожанами их церкви, теми, кого им случалось подвезти на дороге. Оттого-то Питер засомневался, сможет ли он заниматься любовью здесь и сейчас. Хотя... было во всем этом и нечто возбуждающее. Они потянулись друг к другу, предполагая нежное объятие, но руки их неуклюже заблудились в темноте.
— Как долго может гореть лампочка, чтобы не сел аккумулятор? — спросила она.
— Понятия не имею, — ответил он. — Но лучше не рисковать. Кроме того, всем проезжающим будет на что поглядеть.
— Это вряд ли, — сказала она, обернувшись к фарам, проносящимся мимо. — Я как-то читала статью о похищенной маленькой девочке. Она ухитрилась выскочить из машины, когда та замедлила ход на дороге. Похититель ухватил ее за шиворот, девочка вырывалась и звала на помощь. Мимо мчался поток машин. Никто не остановился. Потом одного из водителей спросили, почему он проехал и не помог. Он сказал: «Я ехал так быстро, что не поверил своим глазам».
Он неловко заерзал на сиденье:
— Что за жуткая история. И наверно, не самое лучше время вспомнить ее.
— Я знаю, знаю, извини, но я немного... не в себе сейчас. — Она нервно засмеялась. — Так тяжело тебя терять.
— Ты не теряешь меня. Я просто отлучусь на время. И я буду...
— Питер, пожалуйста. Не сейчас. Мы уже покончили с этим. Все, что мы могли сказать, уже сказано.
Она наклонилась вперед, и он подумал, что она сейчас заплачет. Но она всего лишь пыталась выудить что-то между передними сиденьями. Маленький фонарик на батарейках. Она включила его и уложила на подголовнике пассажирского сиденья, но фонарик свалился. Тогда она пристроила фонарик в узком месте между сиденьем и дверцей, наклонив так, что луч освещал пол.
— Вот, и удобно, и свет приглушен, — сказала она опять ровным голосом. — Вполне достаточно для того, чтобы ласкаться.
— Я не уверен, что смогу, — сказал он.
— Ну, там видно будет, — ответила она и начала расстегивать блузку, обнажив белый лифчик и холмики груди.
Она позволила блузке скользнуть с плеч, повела плечами и локтями, стряхивая шелк с запястий. Потом сняла юбку, колготки и трусики одним грациозным и неторопливым движением, крепко сжав резинки пальцами.
— Теперь ты.
Он расстегнул брюки, и она помогла ему их снять. Потом завела руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик, а он постарался поменять позу, чтобы не давить на Би коленями. Голова стукнулась о потолок салона.
— Мы как пара подростков, — посетовал он, — просто какое-то...
Она положила ладонь ему на лицо, прикрывая рот.
— Мы — это ты и я, — сказала она. — Ты и я. Муж и жена. Все хорошо.
Она была нагая, если не считать часов на тонком запястье и жемчужного ожерелья на шее. В свете фонарика ожерелье больше не казалось элегантным подарком на годовщину свадьбы, скорее стало примитивным эротическим украшением. Ее сердце билось так сильно, что грудь ходила ходуном.
— Ну же, — сказала она. — Давай!
И они начали. Прижавшись, они уже не могли видеть друг друга, фонарик сослужил свою службу. Губы слились, глаза закрылись, а тела могли принадлежать всем и каждому со времен Сотворения мира.
— Глубже, — выдохнула Беатрис.
В голосе появилась хрипотца, животная целеустремленность, какой он не слышал до сих пор. Их соития всегда были чинными, дружелюбными, безукоризненно заботливыми друг к другу. Иногда безмятежные, иногда нетерпеливые, иногда даже c некоторыми «элементами акробатики», но никогда не было этого отчаянного «Глубже!».
Скорчившись, неловко упираясь ногами в окно, натирая колени о меховую синтетику заднего сиденья, он старался изо всех сил, но ритм и угол были непривычными, и он неправильно оценил, как долго ей нужно до оргазма и как долго он сможет продержаться.
— Не останавливайся, ну же! Еще, еще!
Но все кончилось.
— Ничего, все хорошо, — наконец сказала она и выбралась из-под него, липкая от пота. — Все хорошо.
Они прибыли в Хитроу задолго до отлета. Регистраторша вернула Питеру паспорт, взглянув на него мельком:
— Билет в один конец до Орландо, Флорида, правильно?
— Да, — отозвался он.
Девушка осведомилась о багаже. Он забросил спортивную сумку и рюкзак на ленту. Все это получилось как-то неловко. Но условия его путешествия были слишком сложными и неопределенными, чтобы рассчитывать дату возвращения. Он предпочел бы, чтобы Беатрис не стояла рядом, прислушиваясь к подтверждению его неминуемого отлета. Хоть бы она не слышала этого «билет в один конец»!