Книга Нежное Сердце - Карл Фалькенгорст

— Копьем я могу убить буйвола, а из этого ружья не могу застрелить даже попугая. Нет, тут есть какое-нибудь колдовство!

— Колдовство? — переспросил Белая Борода, который расслышал только последние слова негра. — Тут нет никакого колдовства, сын мой. Дело просто в том, что ты не умеешь стрелять. А ну, акка, попробуй-ка теперь ты. Я сам заряжу тебе ружье.

Но тот, к кому обращены были эти слова, только презрительно покачал головой.

— Что, или ты боишься? — спросил Белая Борода.

— Нет, — отвечал акка, — я пробовал стрелять из ружья еще несколько лет тому назад и пришел к тому убеждению, что оно ненадежно. Вот с этим мы умеем обращаться лучше! — И с этими словами он поднял с земли лук и колчан со стрелами.

Белая Борода засмеялся.

— Из этого ружья я могу попасть в самую маленькую птичку, акка!

— Попробуй, — заговорил негр. — Вон там, на ветке куста, шагах в двадцати отсюда, сидит маленькая серая птичка. Попробуй-ка, Белая Борода! Или, быть может, ты ее не видишь?

Белая Борода заметил птичку и уже прицелился было, но вдруг почему-то опустил ружье.

— Ага! Ты не надеешься на себя! — вскричал акка. — Ну, смотри же, я тебе покажу! — И с этими словами он с быстротой молнии натянул свой лук и положил на него стрелу.

— Стой, акка, стой! Не смей стрелять! — вскричал было Белая Борода, но было уже поздно: стрела, пущенная меткой рукой, уже попала в цель, а стрелок, не слушая последних слов Белой Бороды, с радостным криком бросился по направлению к кусту и скоро возвратился оттуда с трофеем, высоко подняв над собой убитую серенькую птичку.

Подойдя к своему господину, акка устремил на него взгляд, исполненный чувства собственного достоинства: он гордился своим успехом и, наверно, ожидал от Белой Бороды поощрения. Но встретившись взором с последним, он невольно отступил назад: в глазах Белой Бороды светилось не удовольствие, а гнев.

Негр недоумевал; кажется, он не сделал ничего дурного, а между тем господин сердится. За что же белый толкнул его ногой и вырвал у него из рук его добычу? Стрелок не верил своим ушам, когда Белая Борода начал говорить:

— Фи, акка! Ты не должен стрелять, я запрещаю тебе это. За этот выстрел ты заслужил бич!

Удивление негра еще более возросло бы, если бы он увидел лицо своего господина, который в это время отвернулся от него. Выражение гнева исчезло с лица Белой Бороды, когда он устремил свой взор на труп маленькой птички, которую держал в руке, и на глазах его появились слезы.

— Бедный соловей, — прошептал он, — в первый раз после стольких лет увидел я тебя и должен был стать невольным свидетелем преступления, которое совершили над тобою!

Он опустился на выдавшийся корень гигантского дерева, погладил мертвого, навсегда замолкшего певца и, опершись головой на руку, глубоко задумался, не обращая внимания на своих спутников.

Его мысли были далеко от этого пустынного места; перед его глазами проносился другой, прелестный мир. В окруженном высокими деревьями садике цвели розы, на ясном небосклоне всходил месяц, освещая едва колеблемые ветром листья и плети дикого винограда и бросая дрожащий серебристый свет на стол беседки.

В беседке сидел он сам, Гейнц, молодой лесничий, и смотрел на дом соседа, в котором жила его двоюродная сестра, прелестная Роза. Он питал к этой девушке тихое, искреннее чувство, и так как Роза всегда была ласкова с ним, то он думал, что пользуется взаимностью, и надеялся на ней жениться. Тогда, конечно, он не мог об этом думать, потому что еще находился в ученье, но через год ему обещали определенную должность, и он мог надеяться, что, постепенно подвигаясь по службе, он будет в состоянии обзавестись собственным хозяйством. Он намеревался вернуться через год, а пока предавался своему тихому счастью. Сердце его ликовало в ту ночь, до слуха доносились ликующие звуки: то соловей распевал свои радостные счастливые песни.

Все это происходило три с половиной года назад. Год спустя он опять сидел в той же беседке, но счастье его было разбито, и он прощался с родиной.

Прелестная Роза уже давно была помолвлена с другим, с другом Гейнца, и окна напротив были ярко освещены: Роза праздновала свою помолвку. Он был в числе приглашенных; никто не догадывался о его чувстве, но он бежал от веселого общества в обвитую виноградом беседку. Сюда доносились до него звуки вальса и резали ему сердце. Он не мог слышать веселой музыки и успокоился только тогда, когда замолкли скрипка и рояль, и в ближайших кустах раздалось трогательное грустное пение: то опять пел соловей, как будто желая излить свое собственное горе и облегчить страдание юноши. И тут созрело в нем решение, изменившее всю его жизнь: он решил оставить родительский дом, зеленый бор, дорогую возлюбленную.

Родители его умерли. Маленьким имением давно управлял старший брат. Ничто уже не привязывало его к родине, и он решил отправиться странствовать по белу свету. Целью своего путешествия он наметил далекий Судан, откуда берет начало Нил, ту чудесную страну, которая в то время еще не была исследована, но на знакомых границах которой в то время, т. е. в конце пятидесятых годов, уже начали селиться смелые охотники за львами и словами. Итак, он отправился в дальнее странствование. Но родина оставила после себя неизгладимое впечатление, и каждый раз, когда он вспоминал ее, когда перед ним воскресали картины радости или горя его юности, их всегда сопровождало воспоминание о пении соловья.

Оба негра стояли в стороне и украдкой смотрели на хозяина.

Лео не замедлил придумать объяснение резкой перемены настроения Белой Бороды. Лео был так называемым миссионерским негром, он получил некоторое образование в Святом Кресте при Ниле и был назван при крещении своим воспреемником, Белой Бородой, Лео, в честь сурового царя пустыни. Лео слышал о голубе и о масличной ветви, видел также изображение голубя в одной из книг и решил, что голубь — священная птица белых, отсюда он вывел заключение, что белые должны поклоняться и другим птицам. Он подумал про себя: невзрачная птица, убитая аккой, вероятно, священная, и наш хозяин огорчен ее смертью; огорчен, потому что за это последует наказание, его постигнет несчастье.

Акки, наоборот, культура ничуть не коснулась. С детства он странствовал со своим племенем по степям и лесам, все время занимаясь охотой и не отступая от обычаев дикарей. Он принадлежал к тому карликовому племени Центральной Африки, издавна возбуждавшему любопытство европейцев, о котором сохранилось много сказочных рассказов в сказаниях и песнях. Кто не слыхал о пигмеях, якобы борющихся с журавлями?

И древние ученые упоминают об этих загадочных пигмеях. Аристотель говорит:

«Журавли долетают до озер, расположенных севернее Египта, из которых берет начало Нил; там живут пигмеи, причем это не басня, а истинная правда; и люди, и лошади здесь мелкой породы и живут в пещерах».

Теперь нам известно, что в Африке действительно есть карлики, достигающие роста всего 1,2–1,4 метра. Обычаи их суровы, потому что племена акка живут только охотой; они ловки, мастера ставить силки и капканы, прекрасно стреляют из лука; некоторые из них людоеды. Соответственно их низкой степени развития и характер их, злобный, можно сказать, дьявольский, между прочим они находят удовольствие в мучениях животных. Карлик, сопровождавший Белую Бороду, казалось, вполне сохранил характер своего народа. Лицо его дышало какой-то дикостью. Два года тому назад он был взят рабом во время хищнического набега, произведенного пришедшим в эту страну торговцем слоновой костью, Гассаном. Акка был отличный охотник, и так как он был единственным представителем своего племени, то его называли просто Аккой. Раз он пытался бежать, но был пойман и жестоко наказан Гассаном. С тех пор Акке жилось очень тяжело, но несколько месяцев тому назад Белая Борода во время своих охотничьих скитаний забрел в поселение Гассана и купил Акку у жестокого торговца. Белая Борода хотел его просто нанять, но торговец невольниками настаивал на продаже; Белая Борода должен был согласиться, он обещал своему рабу отпустить его через четверть года, если он будет ему хорошим вожатым.