Книга Сезон охоты на блондинок - Карен Робардс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ага, подумал Джо, поздравив себя с удачей. Выходит, его родительское чутье сработало безошибочно. Большой стаж отца-одиночки этой троицы сделал его чувствительным, как радар. Если Джош встал и удрал в это время, надеясь, что старик отец спит без задних ног, то его ждет сюрприз.
Лампа на старой дубовой тумбочке, стоявшей между двойными кроватями, была включена. Звук в наушниках был вывернут до отказа, потому что даже Джо слышал тоненькое ржание гитар и ритмичные аккорды контрабаса.
Он часто говорил Али, что тот учился бы лучше, если бы делал уроки без стереонаушников, давивших на барабанные перепонки. Естественно, Али отвечал, что музыка помогает ему сосредоточиться. Впрочем, отметки сына этого не подтверждали.
Скривив губы, Джо вошел в комнату, снял книгу с груди Али, закрыл ее, положил на тумбочку и выключил стереопроигрыватель. Потом снял с головы сына наушники (причем Али даже не пошевелился), тоже положил их на тумбочку, потушил лампу, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Интересно, где Джош?
Спустившись по крутой, узкой лестнице на первый этаж, Джо услышал знакомые звуки. Так… телевизор! Легкое голубоватое сияние освещало арку гостиной и заставляло отливать пурпуром выношенные половицы у основания лестницы. Нахмурившийся Джо свернул налево, в гостиную. Телевизор был включен, звук привернут. Похоже, шел один из фильмов о Терминаторе. Джош, облаченный в те же мышино-серый свитер и выцветшие джинсы, которые обычно надевал в школу, лежал на спине, уставившись в экран. Его темная голова опиралась о вытертый валик дивана, обтянутый коричневым твидом.
– Эй, друг, ты почему не в постели? – проворчал Джо, входя в комнату. Он испытывал облегчение – слава богу, самый блудный из его сыновей не шастал по полям.
Джош повернулся и посмотрел на отца.
– Там горит свет. Али сказал, что ему нужно позаниматься. – В голосе Джоша звучала горечь вечно гонимого младшего брата.
– Зачем ты смотришь это барахло? – Джо подошел к телевизору, выключил его и повернулся к сыну:
– Али уже спит. Ложись и ты. Завтра в школу.
– Па! Это же был Арнольд! – Джош сел.
В мальчике, тонком, как стебелек, было уже сто семьдесят пять сантиметров, но он продолжал расти. Джош огорченно провел рукой по безжалостно остриженным волосам. Джо догадывался, что эту прическу сын выбрал, чтобы иметь как можно меньше общего со старшим братом, что при таком семейном сходстве было нелегко. Джош часто дразнил Али, насмешливо называя волосы брата «длинными и прекрасными». Али гордился своими слегка волнистыми темными кудрями до плеч и юмор брата воспринимал в штыки.
– Тем хуже. Уже почти час ночи. Иди спать.
– А можно досмотреть до конца? – голубые глаза Джоша приобрели умоляющее выражение, в голосе явно прозвучала льстивая нотка.
– Нет. В постель. Сейчас же, – ответил жестокосердный Джо.
– Пожалуйста!
– Ты меня слышал. – Джош привык испытывать пределы терпения отца. Ему все приходилось повторять по пятьдесят раз. Часто Джо едва справлялся с желанием дать сыну хорошего пинка, но в глубине души понимал его стремление к самоутверждению. Как и стремление отделить себя от старшего и, по мнению Джоша, более любимого брата.
– Если бы ты заставил Али выключить свет вовремя, я бы уже давно спал. Но ему ты никогда не приказываешь, – мрачно буркнул Джош.
– Джошуа, ступай спать. – Джо скрестил руки на груди и мысленно сосчитал до десяти.
Джош посмотрел на отца, обиженно фыркнул и, шаркая, вышел из комнаты. Его слишком длинные, мешковатые джинсы мели пол.
Глядя вслед сыну, поднимавшемуся по лестнице, Джо покачал головой.
Ну что ж, с детьми, насколько это возможно, все в порядке. Тогда что же заставило его проснуться? Звук телевизора или какой-то шум, произведенный Джошем?
Очень может быть. Но проверить лошадей не мешает. Джо был настроен на своих питомцев почти так же, как на детей.
Лошади были не только его работой, но и его страстью. Он разводил их, тренировал их и ухаживал за ними.
Для души обихаживал собственных животных (которые стояли в заднем сарае, выкрашенном черной краской). Поскольку это можно было назвать бизнесом с большой натяжкой, за твердое жалованье Джо холил и лелеял лошадей Чарльза Хейвуда. Тех содержали в безукоризненно белом здании с двумя фронтонами, стоявшем на вершине холма.
Вполуха прислушиваясь к звукам, которые производил наверху Джош, готовившийся ко сну: сначала шум бегущей воды, потом шорох полотенца, скрип половиц и, наконец, стук открывшейся и закрывшейся двери – Джо вышел из гостиной в коридор, а затем на кухню. Он сел на крепко сколоченный стул, выкрашенный белой краской, сунул босые ноги в коричневые рабочие ботинки на шнурках, оставленные у задней двери, зашнуровал их и встал. Сняв с вешалки голубую нейлоновую парку с надписью «УК[2]. Дикие коты», он вышел через черный ход, запер за собой дверь и направился по прихваченной морозом траве к своему сараю.
Ночь была чудесная, светлая, ясная, но для обычного в Кентукки мягкого октября довольно холодная. В полночном небе мерцали крупные звезды. Луне не хватало лишь кусочка, чтобы стать полной. Белая и круглая, как тележное колесо, она освещала слегка холмистую сельскую местность с разбросанными там и сям домами, постройками и заборами.
Тринадцать гектаров принадлежавшей Джо Уэлчу земли граничили с двумястами пятьюдесятью гектарами Хейвуда, но, поскольку все это было когда-то частью имения Уистлдаун, обе конюшни были расположены недалеко друг от друга. Конюшню, которой владел Джо, стоявшую на пригорке позади дома, и собственно Большой Дом Уистлдауна, находившийся на вершине холма побольше и отгороженный от участка Джо сплошным черным забором, разделяли лишь двести пятьдесят метров.
Треугольный пруд справа от его сарая в свете луны казался совершенно черным. В нем, как в зеркале, отражалось звездное небо. Крытая беговая дорожка, представлявшая собой овал в три четверти мили, позволила Джо тренировать его лошадей в любую погоду. Выглядела она в точности как длинный, изогнутый, выкрашенный черной краской железнодорожный тоннель. За кольцевой дорожкой начинался лес. Оттуда доносилось уханье совы; где-то вдалеке подвывал койот. У опушки леса стоял флигель его отца. Света в нем не было. Ничего странного. Его вдовый отец тоже был лошадником, то есть «жаворонком», который рано ложится и рано встает.
Конечно, когда не пьет.
Джо вошел в сарай, зажег свет – равномерно расположенные дешевые люминесцентные лампы, не слишком яркие, но для работы годится – и осмотрелся. Силвер Уандер[3], серебристая кобыла – любимица Джо, подошла к передней стенке стойла, моргая и издавая негромкое вопросительное ржание. Драго и Тимбер Кантри[4], стойла которых шли дальше, просунули головы в открытую верхнюю часть голландских дверей и посмотрели на него с любопытством. Там дальше стояли другие лошади, частью свои, частью приемные. Они тоже недоумевали. Лошади знали расписание не хуже самого Джо и не могли взять в толк, что привело его сюда среди ночи.