Книга Инжектором втиснутые сны - Джеймс Роберт Бейкер

Все изгибы и витки, эклектичные скольжения должны были сгинуть навеки, остаться в прошлом. Как и эти ночи, в которые я тянусь к вам по радиоволнам, беру вас за руки и отправляюсь с вами в путешествие — от Литтл Ричарда[20]до Брайна Ферри,[21]от «Marvelettes»[22]до «Shriekback»,[23]от Аннетт до «Sex Donkeys», от Бартока до Тины Тернер, от Пэтси Клайн[24]до «Public Image»[25]— все это должно было исчезнуть, как унесенная ветром красавица с Юга, как белокурая голова богини секса в «линкольне», купленном в складчину; как мечты моей бывшей жены о Четвертом Рейхе.

Спасение мое пришло в последнюю минуту. Ответа «нет» от меня не принимали. Выбор был прост — соглашаться или быть навеки сосланным подальше от вещательных каналов Лос-Анджелеса, крутить полинезийские мелодии в Арканзасе. Но после моего призыва на прошлой неделе вы пришли мне на помощь и спасли меня несметным количеством откликов. Мусоровозы устроили затор у офисов KRUF[26]и погребли новоявленного военного преступника, нашего менеджера, под тоннами писем и порнографических открыток. Многое из рассказанного вами было по-настоящему трогательно. Вы открывали нам свои сердца, и результаты размазаны сейчас передо мной по всему столу. Вроде вот этого письма на обороте гарантийного талона «Смит и Вессон». Здесь написано: «Дорогой Скотт! Я несовершеннолетняя психопатка с перепадами настроения и излишним весом, которая всю жизнь мечтала убить своих родителей. Как-то ночью я стояла над спящим отцом-мужланом с бутылкой серной кислоты, и тут из его радиочасов раздался твой голос, и он прямо облизал мои твердокаменные соски — один, потом другой. Я была так потрясена, что швырнула бутылку с кислотой в радио, пощадив таким образом отца. С той поры я уже прошла лоботомию, а сейчас меня содержат в исправительном заведении для склонных к жестокости девочек в Техачайпае. Все, что я хочу — поблагодарить тебя за то, что ты изменил всю мою жизнь. Ночь — зловещее время, Скотт, и я точно знаю, что ты меняешь намерения многих людей, хотя даже не знаешь о них. Если тебя переведут на дневное время, просто зайди через недельку к коронеру и узнай — наверняка количество расчлененных и изувеченных будет выше крыши». Подпись «Пегги». Что ж, Пегги, думаю, об этом и не скажешь лучше, чем ты написала. Когда вчера вечером я прочел твое письмо, во всем огромном лабиринте здания KRUF ни один человек не смог удержаться от слез. И я получил просто груду писем от таких же людей, как ты, Пегги. Больные затворники. Я и не знал, что среди вас столько больных затворников. Вот письмо от близнецов из Эль-Монте, с 1955 года прикованных к аппаратам для искусственного дыхания: «Скотт, мы живы лишь надеждой услышать от тебя „Lady of Spain“ в исполнении Тони Мартина. Больше никто ее уже не ставит». Подпись — «Элмо и Элмер». Парни, сейчас дам команду, и все будет. А вот открытки от жертв и больных. Мне и в голову не приходило, что их столько. Люди, страдающие болезнями, о которых я никогда не слышал, и они хотят напоследок послушать «Kashmire».[27]

Мы получили письма от самых разных людей. Республиканцев, демократов. Сирийцев. Вот толстый конверт от ИРА,[28]его вскрыть пока еще не рискнули. Нам пишут богачи, бедняки, те девушки, что шлют свои фотографии в журнал «Хастлер», и те, которые никогда этого не делали. До сих пор я не знал по-настоящему, кто вы. Я обычно представлял себе, ну, там, уборщицу, которая оттирает «Уиндексом»[29]помаду с офисного кресла босса, или парочку камбоджийцев в задней комнате «Уинчелла», или проститутку с краденым магнитофоном на улице Юкка. Но по правде говоря, я и не думал, что вы такие разные. Вроде вот этого — аппетитный почерк на бланке Белого Дома: «Держись!», подпись «Нэнси».[30]

И вот буквально следующее письмо — фотография компании девчонок на фоне опеля «фронтера». На ней написано: «Только не ставь ничего из „White Album“!»[31]— написано здесь. И внизу: «Просто шутка. Все круто!». Подпись «Сэди» зачеркнута и милым приятным почерком вписано «Сьюзен». Ну кто может остаться равнодушным к такому?

Так что, похоже, я спасен, я избавлен — тобой, мой слушатель, мириадами твоих ипостасей. Знаешь, это греет душу и подогревает промежность — знание того, что я не одинок в этой ночи. Ага, прямо сейчас мне очень даже хорошо. Знаешь, я уверен — все в порядке. Только вот что-то не могу угомониться. Жарко, я в поту, у меня стоит вовсю, а пойти некуда. Похоже, пора спуститься и выпинать отсюда кое-кого — может, именно самого себя. Хочу обоссать весь этот статус-кво, хочу заставить мать рыдать, а старика своего загнать в дерьмо, хочу, чтоб все эти приличные люди от тошнотного омерзения прятали глаза, хочу видеть, как приближаются красные мигалки, хочу слышать вопли сирен! Хочу отправиться в смертный поход, мальчики-девочки! Вышибить себе мозги и предать их огню; и десять дней кряду обкалываться, мотаясь от витых кайфовых куполов Беверли-Хиллз до декадентских греховных притонов с травкой в Зума-Бич. Хочу выбраться на оргию необузданных самоубийств, хочу нарисовать свою звезду кровью на тротуаре. Хочу лунной ночью носиться на машине без тормозов. Хочу воткнуться на своем шевроле «Z-28» в бетонную стену на скорости сто сорок миль, хочу пропустить все «инструкции по эксплуатации» сквозь озоновое пожарище в финале забега по беленькому на пару с Богом, мой смертный поход, я буду в пути до рассвета. И чтобы все крутилось, катилось, как тяжелый грузовик «мак» на площадку, где играют аутичные детишки — вот шедевр эпического трэша, извращенно классическая девичья группа 1963 года. Настоящий смертный поход безумного мозга Денниса Контрелла. Кто-то из вас сейчас глупо улыбнулся, вспомнив этот бриллиант. Кто-то, может, съежился в страхе и хочет все позабыть. С вами Скотт Кокрэн, племенной мачо-суперпроизводитель, мужефеминист и неизлечимый шизофреник. Вы слушаете «Радио Нуар» и звуки сумасшедшей смерти — группа «Beehives», композиция «Ангел с хайвея». Получите, девочки, сбоку или с любой стороны. Бьем по газам — и пошло все в жопу!