Книга Сессия. Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский

Она расстегивает молнию сумки – не самой, как уже говорилось, понтовой, достает коричневатого цвета кошелек и несколькими секундами спустя протягивает мне три купюры с видом Большого театра.

– Угу! – я удовлетворенно киваю, быстро пряча сотки во внутреннем кармане пиджака. Хорошо, надо сказать, отработано у меня это движение руки – от соприкосновения с шелестящей формой благодарности, а иногда еще и с трепетно держащими эту форму наманикюренными пальцами клиентки (клиенты у меня бывают редко) до гладкой поверхности пиджачной подкладки. Но это не только результат большого опыта, но и дань необходимости: дверь не закрыта – в любой момент кто-нибудь может зайти или хотя бы заглянуть. А уж если дело происходит в коридоре, то надо быть скорым вдвойне.

– Я теперь знаю ваш сотовый. После того, как встречусь с Пироговой – позвоню. В какое время она, кстати, должна быть в универе на этой неделе? Сегодня-завтра-послезавтра?

– Насчет сегодня-завтра не знаю, Игорь Владиславович. У наших групп зачет будет в среду.

– Понятно. Ну, что ж – ладно, Людмила! Решим мы этот ваш вопрос, не переживайте! – При этих словах я улыбаюсь шире, чем гуимплен. Эдакая дурацкая форма сублимации взамен того, что не имеешь возможности соблазнить такую девочку. Но намекнешь – уйдет; скажет, что будет учить сама, да еще и может обидеться. А портить с ней хорошие отношения, пусть и сугубо в пределах правил приличия, совсем не хочется.

– Ладно, Игорь Владиславович! Я тогда побежала. Спасибо, до свидания!

– До свидания!

«Спортсменка, комсомолка и просто красавица», повернувшись, стремительно направляется к выходу, а я смотрю ей вслед, как персонаж Демьяненко или Мкртчяна. Ассоциации с «Кавказской пленницей» у меня неслучайны – Синельникова, как и Варлей, не очень высокого роста и с широкими бедрами. Но последнее мне в ней только нравится: не люблю худышек. Видимо, потому, что сам не худой, хотя и толстяком меня тоже не назовешь. И вновь – в какой уж раз! – жалею, что я – не кандидат технических или физико-математических наук…

* * *

Едва за моей несостоявшейся любовью закрывается дверь, как раздается новый звонок. И опять номер мне незнаком.

– Да?

– Игорь Владиславович, здравствуйте, это Азат Салахов из ЭПЛ-1-04. Помните такого?

Такого я действительно помню. Очень хороший, я бы даже сказал – несовременный парень. Только вот беда – голубой… Во всяком случае, если судить по выражению его глаз, с которым он смотрел на меня два года назад во время лекций, и тону его голоса, когда он обращался ко мне с какими-нибудь вопросами после занятий.

– Конечно, Азат. Вы хотели по поводу какого-то предмета поговорить?

– Да.

– Ну, ладно, подходите в Д-406.

Через несколько минут в комнату заскакивает рослый, крупного телосложения «студень» с рыжими, как у героя известного мультфильма, волосами, держа под мышкой кожаную папку светло-коричневого цвета.

– Здравствуйте, Игорь Владиславович!

– Здравствуйте, Азат. Вы какой предмет имели в виду?

– Я посчёт математики. Не за себя, а за своего друга. Ему даже допуск не ставят.

«Так!… Гипотеза вновь косвенно подтверждается. Остались ли еще в наше время “быдловизации всей страны” достаточно интеллигентные парнишки, не имеющие как минимум латентной гомосексуальности? И ещё почему, интересно, сейчас все те, кто намного моложе меня (а мне тридцать четыре), – вместо “насчёт” говорят “посчёт”?»

– Математика? А кто именно ее ведет?

– Азбаров.

– Гм-м… Впервые о нем слышу.

– Такой лет пятидесяти, с темными волосами, серьезный все время ходит, – дает мало о чём говорящую характеристику загадочному Азбарову мой бывший студент.

– Понятно, – улыбаюсь я, – но мне все равно как-то проблематично браться за ваш заказ, Азат. – Я ведь его совсем не знаю.

– Но вы же и тогда, когда вели у нас, брались за заказы посчёт тех, кого не знали, – резонно возражает мне Салахов.

– Да, но тогда были наши, факультетские кафедры. А тут математика: это сложно. Ну, ладно – давайте посмотрим. Получится – получится, не получится – значит, нет.

– Конечно! – вспыхивает багрянцем юный «голубь» – то ли исключительно от радости, что сможет помочь своему другу, то ли, плюс к этому, от неостывших чувств ко мне.

– Сколько у него? – спрашиваю я.

– Нисколько! – выпаливает рыжий-честный-влюбленный.

– Как это? Чтобы на «вышке» – и нисколько? А откуда же у некоторых доцентш там «БМВ» нестарой модели?

– У их потока он ни от кого не взял. И вообще о нем ничего такого не слышно.

– М-да… – (Чувствуется, что дело будет трудным.) – От вас тогда, дорогой вы мой, требуется вот что… – я чуть сдвигаю на столе, чтобы удобнее было писать, неубранный после Синельниковой лист бумаги, и вывожу «3000».

– Хорошо! У меня все с собой, Игорь Владиславович. Минуту!…

…Пока он копошится в своей кожаной папке, моя рука автоматически добавляет порцию «клубов дыма» на поверхности бумаги.

– Вот, возьмите, пожалуйста! – Салахов протягивает мне три свежие, как только что из Центробанка, зеленые купюры.

– Да, порядок, – так же быстро, но не без изящества, как и в случае с Синельниковой, прячу я деньги в глубине внутреннего кармана. – Как у него фамилия, у вашего друга?

– Авхадеев. Арслан.

– А группа?

– ДПМ-3-04.

– У вас теперь билайновский номер, Азат? Раньше вроде «Волинком» был, как и у меня.

– Да! С друзьями по нему удобнее общаться, – поясняет он, и на его лице снова появляется румянец.

– Ну, ладно, хорошо. Когда он бывает в университете, этот Азбаров?

– По вторникам всегда бывает с десяти до часа. Вроде и сегодня у него что-то есть, но я точно не в курсе.

– Отлично. Я тогда схожу сегодня. Если что-то будет – перезвоню или пошлю эсэмэс.

– Ага! Буду на связи. И еще, Игорь Владиславович… – Салахов мнется с ноги на ногу. Стесняется, однако!…

– Что, Азат? – почти ласково осведомляюсь я.

«Что же ты еще хочешь спросить, милый? Уж не пригласить ли меня куда-нибудь?»

– Есть еще один мой друг. Ему тоже нужен зачет по математике. У Калимуллина.

«Бог ты мой! Ну, прямо служили три товарища! Точнее, учились».

– Калимуллина я тоже не знаю, Азат, – говорю, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Какой он из себя?

– Старик уже совсем, лет семьдесят точно есть, маленького роста, ходит еле-еле – семенит, можно сказать.

«Ух, какое слово-то ты ввернул, приятель! Сразу видно, начитанный. Ты его, это слово, вставил потому, что вообще литературную лексику хорошо знаешь, или потому, что оно у тебя с понятием «мужское семя» ассоциируется?»