Книга Курочка Ряба, или Золотое знамение - Анатолий Курчаткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это, в известной мере, предисловие к истории, что приключилась с «историей, действительно имевшей место». Собственно история «истории» начинается с этого места.
Не знаю, что тому было причиной, скорее всего, время, что меняло ландшафт жизни буквально на глазах, но конкурс был странный. Мало того, что кроме членов жюри, сценарии читали еще некие «эксперты», но и вообще круг лиц, которые имели к сценариям доступ, оказался необычайно широк. Помню, конкурс еще шел, а мне уже звонили из Минска, с «Беларусьфильма», спрашивали, не отдам ли я сценарий им. Отдать я не мог, я не был хозяином сценария, я был лишь автором, а хозяином — «Мосфильм» в лице данелиевского объединения.
Однако же, судя по всему, объединение все больше и больше теряло всякий интерес к конкурсу. Меняющийся ландшафт жизни заставил и объединение изменить свои планы. Итоги конкурса, сроки которого сначала все продлевались и продлевались, так никогда и не были подведены; а с концом Советского Союза стало окончательно ясно: новая жизнь — новые песни.
Но мне, как и в случае с «Бабьим домом», отнюдь не хотелось расставаться с моей «Курочкой». Собственно, раз новые песни — так новые, я бы и расстался, но я с потрясением увидел, что мое аллегорическое предсказание, сделанное в сценарии, сбывается в жизни. И я вновь оказался со своим драматургическим сюжетом за столом.
Через некоторое время прозаический текст «Курочка ряба, или Золотое знамение» существовал уже в машинописном виде, и я отнес его в журнал, где обычно печатался в те годы и который даже заранее проанонсировал публикацию.
Проанонсировать-то ее он проанонсировал, но когда в редакции прочли «Курочку», то в публикации мне было отказано. «Знамение» оказалось несозвучным времени. Нет, цензура уже была отменена, цензура тут была ни при чем. По российской земле семимильными шагами шествовала новая жизнь, прекрасное, светлое будущее расстилалось впереди, обещая райские кущи, а «знамение», мягко говоря, этому мнению не соответствовало. И в другом «демократическом» журнале отказались его печатать, и в третьем. Я начал искать возможность передать рукопись легендарному Володе Максимову, для его «Континента», однако во время этих «исканий» выяснилось, что он приостанавливает издание журнала и дальнейшая судьба «Континента» пока неизвестна. Я уже стал думать, что моей «Курочке» так и предстоит обрести покой у меня в архиве среди рукописей.
И в это время в Москве появилась Екатерина Самсонова-Брейтбарт, сестра Максимова. Но не как сестра, а как главный редактор «Граней», издававшихся во Франкфурте-на-Майне небезызвестным Народно-трудовым союзом. Сегодня я ей дал машинопись, через день мы уже разговаривали о практической стороне дела. Вопрос о публикации упирался лишь в размеры. «Грани» могли позволить себе напечатать всего пять авторских листов, а в «Курочке» было около десяти.
Тем не менее я принял это условие. Резать — не писать, а самое главное — в новой России мне негде было ее напечатать! В № 170 «Граней» за 1993 год, урезанная едва не до размеров сценария, «Курочка» явила себя миру.
Она явила себя миру, и я, как это уже было в свою пору с «Бабьим домом», счел историю «Курочки» исчерпанной. Издать ее книгой нечего было и мечтать: издательская индустрия лежала в руинах, отечественных книг почти не выходило.
А в 1994 году на российские экраны вышел фильм с тем же названием, что было в свою пору у моего сценария, — «Курочка ряба». Но я не имел к фильму никакого отношения. Сценарий снятого фильма написал совсем другой человек, автор довольно многих сценариев к комедийным фильмам, общего между нами было лишь то, что и я, и он носили бороду, а кроме того, и у меня, и у него к тому времени бороды уже порядком поседели. Высказывать какие-либо обвинительные предположения я не чувствую для себя возможным. Мало ли что какие-то сюжетные ходы совпадают. А уж о названии и говорить нечего: и у моей книги, и у того фильма название далеко не оригинальное. Правда, в этом и смысл…
Ну а потом так получилось, что я забыл об этом своем тексте. Не знаю, как другие писатели, а я в те годы был со своим народом: ложась спать, не знал, что буду есть завтра. (Тогда-то я и понял этимологию слова «завтрак»: «Будет ли у нас завтра стол?» — ломал себе голову, укладываясь спать, в голодные годы глава семьи). Нужно было выживать — и я выживал. Потом настало время большого романа, в котором я утонул на несколько лет, вынырнул — и нырнул в новый. Нет, раз-другой в год я, конечно, вспоминал о «Курочке», думал, надо бы перечитать, может быть, что-то освежить, но когда с руками-ногами сидишь в большой работе, то ни на что прочее уже недостатет сил.
Так и лежала моя «Курочка» у меня в архиве: заявка на сценарий, сам сценарий, прозаический текст, сокращенный вариант — целая гора папок. Но забыл ты — помнят другие. «А вот была у вас такая вещь в «Гранях»… — напомнил мне издатель, а тут как раз окно в работе, и я полез разыскивать папки с этой вещью, и нашел, и перечитал.
Перечитал — и поразился. Я-то думал, надо бы что-то переделать, освежить, подправить, но, оказывается, нет! Ни слова, ни полслова — ничего! Все, что было написано тогда, — все это словно о нынешнем дне. Без всяких изменений. Один к одному. Или я в самом деле оказался провидцем?
Конечно же, печально, если так. На самом деле я бы предпочел ошибиться.
Но как бы то ни было, вот она, эта «Курочка ряба», в своем истинном, исконном виде. Какой была задумана назад двадцать лет, какой пятнадцать лет назад написалась. Мой издатель, прочитав ту старую правленую машинопись, извлеченную из архива, и отправляя ее на сканирование для подготовки в набор, подтвердил: будто написана только что, все один к одному.
Думаю, издатель тоже предпочел бы ошибиться. Жаль, что нет. Но автор как сочинитель не может вместе с тем скрыть своей авторской гордости.
Анатолий Курчаткин
История эта произошла вот уже несколько лет назад, а о ней ни в одном средстве массовой информации не было сказано ни слова. Что в наше время реформ и свободной печати весьма даже странно.
И ведь если бы случилось все в какой-нибудь занюханной, затырканной Богом в не приведи Господь какой дальний угол деревушке на полтора двора — тогда бы еще понятно, тогда бы можно было найти объяснение. Но ведь в большом областном городе все это случилось, в крупном, как говорится, индустриальном и культурном центре. Где и обком партии, и обком комсомола были, обл. и горисполкомы, а также областной комитет КГБ, драматический театр, библиотека, свой пединститут и другие очаги культуры!..
Тайна эта мучает вашего покорного слугу и не дает ему покоя. Долг! Долг свидетеля и очевидца! Не могу молчать! Каждый должен исполнить свой гражданский долг. Вот и я — решился и исполняю.
На всякий случай я только не назову имени нашего города. Вы меня понимаете. Да город наш, если вы в нем бывали или будете, легко отличить от других. Такой среднерусский город с центральной улицей Ленина и памятником Ленину на одной из площадей. Раньше эта улица называлась Дворянской, и так того облика и осталась: двух— да трехэтажные особнячки, где с колоннами, где без, но все с высокими окнами, кое-где и венецианскими, и чисто все — удивительно. Хотя и не очень. На улице этой, как на центральной, располагались и обкомы, и исполкомы, и комитет КГБ, и прочие комитеты, и улицу до сих пор каждое утро чистят три поливальные машины, скребут ее щетками и обдают водой, а следом за ними появляются дворники с метлами и подчищают то, что оставили, не смогли подобрать машины, а еще следом — всякие садовники-озеленители: рыхлят клумбы с цветами, поливают их из шлангов и вырывают сорняки, которые увозят потом неизвестно куда на тележках.
