Книга Фебус. Ловец человеков - Дмитрий Старицкий

— Знаешь, кто обвинитель?

— Нет, я — Ганс Эйхе, наемный палач Фемгерихта. Я не вникаю в суть дела. Для меня существует только приговор. Письменный. Я всегда действую строго по праву.

— Ты знал лично Уве Штриттматера?

— Нет.

— Кто его опознавал?

— Шеффен из цеха литейщиков. Ваши люди его уже убили.

— Понимаешь ли ты, что этот приговор города Малина, — я кинул на стол пергамент, — здесь, в Бретани, недействителен. И кто тут виноват, а кто нет, решают дюк и епископ? А кто колдун, решает святая инквизиция матери нашей апостольской католической церкви, а не ваш фрейграф, который тут никто и зовут его никак.

— Это не имеет значения, — прохрипел допрашиваемый, — приговор должен быть исполнен хоть на краю земли.

Ага… вот и забавная формулировка, дающая им полное право не преследовать приговоренного за морем.

— Ну так знай: на этой земле вы не палачи, а простые убийцы. И поступят с вами соответственно вашему преступлению.

— Я готов, — твердо сказал пленный. — Я готов в любое время предстать перед Господом и дать ему ответ в каждом своем поступке. Надеюсь, перед смертью мне дадут исповедаться и собороваться?

Крепкий орешек, уважаю. Хоть он и служит организации, из которой выросли все изуверские течения в Германии, в том числе и мистический национал-социализм.

— Оденьте и отведите его обратно. И закуйте в колодки. Он не раскаялся в своем преступлении, — сказал я стрелкам. — И ведите второго.

Молчащий все это время дон Саншо только спросил меня, когда Эйхе стали одевать:

— Ну и что это было?

— Фема, — ответил я. — На столе — ее приговор мастеру Уве. А эти — ее палачи. Помнишь разговор на барке в первый вечер?

— Так почему ты его тогда не стал пытать? — Дон Саншо был в некотором недоумении.

— Незачем. Он и так все, что знал, мне сказал. Давай послушаем второго.

Ну и денек выдался мне на события и происшествия. Богатый. И чую, это еще не конец.

Стрелки приволокли второго адепта тайной террористической организации Средневековья. Ассасины христианские, блин. Этот дойч выглядел лучше, был менее покоцанным. По крайней мере, зубы у него были целыми, и на ногах он стоял сам.

Его быстренько раздели и привязали к импровизированной дыбе.

Мэтр Дюран внес широкую короткую доску и, положив ее поперек ванной, ушел. Впрочем, отсутствовал недолго и вернулся с глубокой медной сковородкой на длинной деревянной ручке. В сковородке переливались огоньками свежие угли. Установив импровизированную жаровню на доску, он рядом положил парочку железных спиц — все железо, на которое ему жаба расход подписала. И встал там же. Все же его любопытство пересилило страх. Развлечений в городе мало. Из последних — только пожар в порту.

— Мэтр, ты свободен, — сказал ему дон Саншо.

Уходил хозяин постоялого двора из своей ванной комнаты неохотно. Но нам лишние свидетели не нужны. И Саншо поставил часового у двери со стороны коридора. Чтоб не только не подглядывали, но даже не подслушивали.

— Имя? — приступил я к допросу сразу на хохдойче.

— Иоганн Грау, — вскинув голову, гордо назвался дойч.

Клоун, ей-богу, он бы еще «Орленка» запел. Но, несмотря на гордый вид, отвечает пока охотно.

— Сословие?

— Третье. Бюргер из Малина.

— Род занятий?

— Мастер цеха плотников.

— Как здесь оказался?

— Я шеффен. Выполнял приказ суда.

— Шеффенов много: я спрашиваю, почему именно ты здесь оказался? — Если честно, то они меня уже начинают раздражать.

— Мой жребий был.

Ага… голубчик, врать начал. Шеффены — палачи, как я помню из собственных исторических штудий, всегда были добровольцами. А вот что врет — это хорошо. Значит, жить хочет. В его случае никакая правда самой Феме повредить никак не сможет. Первая в мире сетевая структура. Головы растут, как у гидры, сколько их ни сноси.

Махнул рукой. И два стрелка синхронно стали бить его плетьми по ребрам.

Вой раздался просто волчий.

Впрочем, били его недолго. Так, по парочке плетей от каждого.

— Повторяю вопрос, — я встал, скинув с плеч мантию — жар от углей сильный пошел, а потеть мне не хотелось, — почему ты оказался здесь?

— Я выполнял приказ, — почти выплюнул Иоганн слова.

Истерит клиент, что очень даже хорошо. Хуже было бы, если бы он в апатию ушел. Процесс пошел, как любил говаривать Михаил Сергеевич Горбачев.

Ох, до чего же противно все это — людей пытать. Я бы его и так расколол, просто на логике, но времени истратил бы больше. Профессии историка и следователя, считай, одинаковые, только историк имеет дело с уже умершими фигурантами. Но на меня и так с недоуменным непониманием смотрят не только дон Саншо, но и его стрелки.

И гормоны в молодом теле бурлят. Так и хочется самолично этому дойчу морду разбить.

В кровь.

В смазь.

Подошел к пленнику и, пристально глядя ему в глаза, спросил:

— Правое или левое?

— Не понял? — забегал дойч глазками.

— А ты не понимай, ты отвечай: правое или левое?

— Ну, левое… — Мог бы мастер Грау пожать плечами — пожал бы.

Я вынул из ножен свой понтовый золотой кортик и отрезал ему левое ухо, которое на удивление очень легко отделилось от головы.

После того как он перестал подвывать-поскуливать, я ему это ухо показал, приговаривая:

— Ты сам выбрал.

Бросил его ухо на пол, чтобы он его видел, и наступил на него сапогом, с поворотом. Золотая шпора сверкнула сотней зайчиков от светильников.

— Понял?

Тот кивнул, насколько смог, насколько позволяла поза растянутого на импровизированной дыбе тела.

Подошел снова к нему почти вплотную, посмотрел прямо в белесые глаза и кольнул его кортиком через брэ в пах.

— Правое или левое? — спросил, не отпуская его взгляд.

— Что вы от меня хотите? — завизжал мастер Грау. — Я все скажу! Все что хотите скажу!!!

— Вот и все, — сказал я, поворачиваясь к удивленному дону Саншо, — и долго пытать не надо. Позови Микала с писчими принадлежностями, пусть составит протокол, как положено. Все должно быть по закону.

— А он сможет? — не поверил инфант.

— Сможет. Его готовили к принятию духовного сана, но он не захотел.

— А ты куда? — спросил дон Саншо.

— Поспать немного, брат. Меня сегодня эти переговоры на высшем уровне просто вымотали. Целый день ни словечка в простоте. Ходил как по лезвию бритвы.