Книга Зиэль - О'Санчес

И вновь пришлось вскочить и срочно покормить Брызгу: штук пять я этих нетопырей порезал на ломти… Здоровенная ватага! Ведь кроволюбы-нетопыри предпочитают держаться в одиночку, либо парами, ибо крупны и стаей им трудно прокормиться, особенно если к добыче нужно подобраться незаметно… С другой стороны, может, они вовсе не стая, а просто слетелись на запахи… Собственной и добытой крови в этих тупырях — так… средненько оказалось, никаких ручьев, одни сгустки да брызги. Осенью из Пригорий уходят все или почти все ящеры, хищные и травоядные, жратвы остается мало и она в большом почете! Кровосос уже не перебирает будущую добычу, ища где посочнее высосать, а с лету кидается жрать, гниль и падаль, лишь бы была… Высокоученые жрецы из близлежащих земель неоднократно пытались выяснить — откуда берется еда в зимних и особенно в весенних Пригорьях, но им мешает разобщенность во взглядах, а также и невероятная трудность изучения. Найдется, предположим, любознательный подвижник, дабы на месте постичь тайну сию… Нашелся, горячими молитвами заручился поддержкой бога или богини, принял на пояс вооружение, подобающее сану, принял благословение святейшего наставника — и в путь! И сгинул в ту же ночь, редко в следующую! Богов-то наших я хорошо изучил: знак благоволения они ему действительно оставили, все честно, да вот… Смертных-то много, а богов мало — уследи за каждым! Отвлеклась богиня Ночи Сулу буквально на миг, посмотреть на ураган в юго-восточном море — ан ее инока уже того… съели. Боги терпеливы и щедры: следующего дождутся и благословят…

Рыцарская дружина или гвардейский полк могут по две, по три ночи подряд, и больше ночевать в Пригорьях и почти без потерь, но они — воины империи, то есть, когда в большом количестве — сами истинные чудовища для окружающей нечисти!.. Однако, им наука еще менее интересна, чем вареный булыжник, с их показаний и наблюдений для жреческой науки толку немного.

Вот меня еще ни разу не кушали местные твари, хотя и пытались брать на зубок, ох как пытались… И для себя я уяснил истину, она довольно проста, хотя и витиевата. Растения не ведают никакого страха перед Пригорьями: тут тебе и хвощ, и ракита, и папоротник, и кокушник и разноцветные рогари, и все что хочешь… Где трава и листья, там и листоядные с травоедами. Звери, что с молочным мясом на костях, те чуть поумнее и попугливее, они пореже сюда забредают, а ящерные коровы со свиньями — да стадами! Да преогромными! За ними ящерные хищники подтягиваются… тут и местные очнулись от весенних невзгод — и пошел пир на весь мир! Травоядных очень много, хватает и на пищу, и чтобы на будущий год осталось, на развод… Осенью, понятное дело, все ящеры уходят на север, в теплые края, но за лето жизнь в Пригорьях наполнилась до краев, Пригорья вроде как жир в себе накопили, в преддверии будущей зимы… Приходит зима, и вся эта сволота начинает охотиться друг за другом: сегодня он добыча — завтра ты, если ты сегодня добыча, то нет для тебя никакого завтра и беспокоиться больше не о чем. К весне, к приходу травоядных, выживают самые сильные и голодные. Там даже хищных растений не остается — сожраны под корень, ибо сами питательны и пахнут плотью! Кстати, обычные травы даже в лютый голод никого не привлекают, вернее — не насыщают. Круг замкнулся. А для посторонних «гостей» так на так и выходит: либо весенние твари немногочисленны и отчаянно свирепы, либо более-менее добродушны — разумеется, по меркам Пригорья — но берут количеством.

— Пойдем-ка, мой дорогой Горошек, вперед, к более открытому пространству, там я разведу костер, разверну полог, напою водицей некоего конягу, для него же добуду из лошадиных продовольственных котомок несколько горсточек свеженького… сам понимаешь чего… Потом очерчу необходимые круги — глядишь, Горошек, и ночь переможем! А?

Горошек не против, он смотрит на меня большими смирными глазами, тычется лбом в плечо, словно говорит: ну, конечно, так и сделаем! Главное, про овес в котомках не забыть!

Иногда мне даже странно, что такому, как я, достался такой, как он… Сивка бы — тот и из круга бы рвался, на бой с нетопырями, оборотнями, и прочими тварями и реготал бы гневно, в обиде, что я его не пускаю… Еще бы я пустил, отдав собственного коня на мгновенное растерзание! А Горошек — нет, не такой: в бой идет смело, но отвага у него смирная, без бешенства… Скачет хозяин, значит надо ему так; помашет, помашет железяками, потом покормит, пену лично оботрет, а понадобится — и полечит, и подкует…

На открытое место мы выбрались довольно скоро, а главное — вовремя, ибо уже смеркалось. Следовало поспешить, потому что отнюдь не все обитатели Пригорий столь же безобидны и слабосильны, как нетопыри-кровососы, следовало не отвлекаться ни на какие бытовые задержки, но если уж ты живешь человеческой жизнью — изволь не выходить без нужды за пределы ее возможностей. Правильно? Правильно, я так и сделал: набрал сушняка да сухотравья, которого было полно вокруг и по всем человеческим правилам зажег огонь: с заклинаниями, с поглощением маны… руками даже помавал, вместо того, чтобы пожелать на всю ночь неугасимый огонь, ничем не питаемый, кроме изреченной воли моей. Можно было и простонародным кремешком искру высечь, иногда я именно так предпочитаю… Ай! Ай-яй-яй… Вот до чего доводит беспечность: от близлежащего овражка, выбранного мною в соседи из-за живущего в нем ручейка, вымахнула, на лету разматывая кольца, толстенная змея и хвать за шею моего Горошка! А это и не змея вовсе, но колдовской корень колдовского растения "Черное рогари"! Я уж тут не мешкал: скок поближе к коню, чтобы точнее рубить, и мечом нежненько так обкромсал с моего четвероногого друга все эти древесные удавки… Круг, круг, немедленно защитный круг! Прости, Горошек, моя вина! Сейчас я прочерчу, а потом — овса! Отборный свежий овес, друг Горошек, если его вволю, очень помогает справиться с волнением. Согласен?

Согласен мой Горошек, всей своей лошадиной душой, а сам вздрагивает от пережитого, бедолага, жмется ко мне поближе… Можно было бы успокоить его лечебной волшбой, но уж ныне пусть сам переможется — все-таки боевой конь, а не придворная принцесса.

Костер разведен, круг прочерчен — я не стал скаредничать на ману, сделал попросторнее, чтобы не жаться к костру, в боязни порушить круг неловким движением руки или ноги.

Когда живешь долго среди людей, то невольно обрастаешь всеми привычками этих забавных существ, так, что потом даже ловишь себя на нежелании ломать одни привычки и взращивать другие… Однако, я борюсь с подобными позывами и всегда нахожу точку равновесия, ибо считаю, что тяга к разнообразию должна иметь место, но, при этом, удовлетворяться строго в границах человеческого естества. А иначе неинтересно, перекос в ту ли иную сторону разрушит мою игру, которую я бесконечное количество лет веду сам с собою…

Защиту я сегодня сделал самую мою любимую, так называемый "Шатер Ночного Созерцания".

Защита полупрозрачна, причем весьма и весьма хитрым способом, придуманным, чтобы обеспечить мне все заранее предусмотренные удобства и удовольствия тела и духа: это такое полушарие, совершенно прозрачное для тех, кто находится снаружи. Для них все как на ладони: догорающий костер, пожитки, расстеленная попона, спящий на ней человек, рядом с ним конь, дремлющий прямо на ногах… Подходи и ешь! Ан не-е-ет!.. Не пускает их к ужину невидимая защита! Собравшиеся на огонек недовольны, понятное дело, издают разные звуки — и меня это развлекает. Но если изнутри, от меня смотреть, то защита моя прозрачна лишь наполовину, а именно сверху, чтобы не мешать мне разглядывать ночное небо, полное всякого разного удивительного… даже волнующего… Я бы, наверное, с удовольствием потосковал, если бы умел, глядя, как над головой тихо и неотступно, не старея, кружится Вечность… Да, купол поверху прозрачен, а по бокам я придумал нечто вроде сплошного кругового полога: они меня видят, а я их нет! Это так здорово — вслушиваться в деловую суету ночных Пригорий и только на слух догадываться о происходящем! Иногда угадываешь, иногда нет.