Книга Остров Южный Камуи - Нисимура Кетаро

2

Наконец лодка подплыла к берегу.

Порт представлял собой просто небольшую бухточку. Дно бухточки было устлано коралловыми холмиками, но сейчас водная гладь вскипала белой пеной от волн, накатывающих из открытого моря. Брызги летели на лицо и на руки, но вода была тёплой. Был конец апреля, и в Токио ещё стояла холодная погода, а здесь лето уже вступило в свои права.

Человек двадцать островитян вышли меня встречать на длинный бетонный пирс. Среди них виднелась фигура полицейского в форме. Мужчин среди встречающих было всего четверо, включая того молодого полицейского, — остальные женщины.

Все женщины как на подбор были в запахнутых белых сорочках-дзюбан и рабочих шароварах из дешёвой хлопчатобумажной синей ткани в белый горошек. От жгучего солнца их защищали соломенные шляпы и косынки на головах.

— Ничего себе встреча! — хохотнул коммивояжёр, взглянув на меня. Я ничего не ответил. Тошнота всё не проходила. Женщины на пирсе были загорелые дочерна; возраст их определить было невозможно, и ни о каком женском очаровании не было и речи.

Парень, руливший лодкой, направился прямо к пирсу, что-то зычно крикнув встречающим. Его слов на местном диалекте я не понял, но, видя, что женщины на пирсе покатились со смеху, заключил, что парень как-то их поддел. Когда парень бросил на пирс верёвку, за неё сразу же ухватилось несколько баб, которые живо подтянули лодку к причалу. Натянутая верёвка давала прочную опору, но всё равно перепрыгнуть из качающейся лодки на высокий пирс было очень непросто. Коммивояжёр, закинув за спину мешок со своими пожитками, ловко перепрыгнул, а я не рассчитал и плюхнулся со всего размаха ничком на пирс. При этом женщины разразились добродушным, но в то же время язвительным смехом.

Полицейский поспешно подал мне руку и помог встать. Тем временем женщины дружно принялись тянуть лодку, чтобы вытащить её на песок. Похоже было, что это занятие им нравится. Натягивая верёвку, они пели песню. Мне приходилось слышать, как перекликаются рыбаки в Тибе, вытягивая на берег сети. По сравнению с их отрывистыми выкриками здешняя песня звучала куда приятней и мелодичней. Правда, смысла я разобрать не мог. Только заметил, что каждый раз, когда женщины в своей песне выговаривали «магухай!», парень громко ухмылялся. Не иначе как на местном диалекте слово «магухай» обозначало что-то из области секса. Вспомнились слова коммивояжёра насчёт того, какого здешние дамочки свободного нрава. Самого коммивояжёра уже и след простыл.

Начались долгие приветствия в мой адрес. Вначале местный деревенский староста, старичок очень маленького роста, низко поклонился и сказал в самой учтивой манере:

— Добро пожаловать из края Ямато[1]на наш далёкий остров. Тут у нас, правда, и нету ничего, ну да уж не обессудьте, располагайтесь, пожалуйста…

Мне вдруг показалось, что я слышу обращение какого-нибудь придворного вельможи из стародавних времён. Я даже не понял сначала, что это за Ямато он упоминает, и только когда старик повторил название несколько раз, сообразил, что он имеет в виду просто главные острова Японского архипелага. Должно быть, здесь старики до сих пор так именуют основные большие острова. В Токио время летело с сумасшедшей скоростью, а здесь будто замерло и вообще перестало течь.

Толстяк, который оказался директором начальной школы, также почтительно меня приветствовал. Третий мужчина был начальником почтового отделения Южного Камуи. «Добро пожаловать. Спасибо, что пожаловали к нам, в такое-то место!» — сказал он, словно извиняясь за свой островок. Как видно, эти трое вместе с полицейским и были единственными представителями местной власти. То, что все представители власти устроили мне столь тёплый приём, заслуживало всяческой благодарности, но мне от этих затянувшихся приветствий на пирсе стало немного не по себе. Этакая торжественная церемония… Встречающие, казалось, соревнуются друг с другом в учтивости и продолжительности приветствий. Хотя был только конец апреля, стояла невыносимая жара. В здешних краях не было весны, а эта пора, как мне объяснили, называлась «раннее лето». Звучало неплохо, но жара была страшная — у меня пот так и струился по телу из подмышек.

Минут через тридцать приветствия наконец закончились, и меня повели в деревню. Женщины, вытянув лодку на берег, брели за нами следом, о чём-то переговариваясь в несколько визгливой манере. Говорили они на диалекте, которого я не понимал, но можно было догадаться, что судачат обо мне. Их беседа часто перемежалась взрывами хохота. Постепенно это стало меня раздражать. Неужели теперь все бабы на этом маленьком островке днём и ночью только и будут делать, что обсуждать меня на своих собраниях у колодца?!

Добравшись до деревни, я ещё раз поразился её убогости. Мне было известно, что на острове живёт всего триста сорок шесть человек, но всё-таки я не мог представить себе, что всё выглядит вот так. Даже по сравнению с островом Центральный Камуи здесь жизнь, казалось, была намного беднее. Дома были все с соломенными кровлями, как в старину. Пересохшая добела земляная дорога при каждом шаге отзывалась стуком. Машин вообще не было видно, а вместо них там и сям ползли телеги, запряжённые волами. Дети ходили босиком. При этой вопиющей нищете бездонное небо сияло голубизной, а саговые пальмы, папайи и пандан давали густую зелень. Мне представилось, что люди здесь как-то съёжились и сжались перед лицом изобильной природы.

Меня провели в медпункт на краю деревни. Вывеска «Медпункт острова Южный Камуи» была совсем новая, но само здание было старой деревянной развалюхой. Правда, крыша была из оцинкованного железа — единственная среди всех домов деревни, крытых соломой, — что придавало всему строению некую значительность и современный дух. Пройдя в помещение, я обнаружил дефицит медицинских инструментов. Набор был беднее, чем в любой захудалой частной клинике у врача-одиночки. Староста, оправдываясь, всё твердил о том, какой у них в деревне скудный бюджет. Делать было нечего — оставалось только сказать, что этого пока достаточно, после чего староста наконец успокоился и его морщинистое лицо осветилось улыбкой.

Женщины по-прежнему толпились за окном, глазея на меня. Иногда заглядывали и маленькие детские мордашки. «Просто как зверь в клетке», — криво усмехнулся я, как вдруг на улице пронзительно взвыла сирена. Лица, маячившие за окном, тут же исчезли.

— Это что ещё такое? — удивлённо вопросил я.

— Сегодня, изволите знать, такой день, что в году только раз бывает, — «Снятие запретов».

— Как-как? Снятие запретов? — переспросил я.

На сей раз мне ответил участковый, который объяснял всё довольно живо и бодро, как и пристало молодому человеку.

— На этом острове у нас есть гнездовья такой птицы — большой буревестник называется. Птица вообще-то под охраной, и отлов её разрешается только один день в году — как раз сегодня. Очень интересно бывает. Не хотите с нами пойти? А после этого мы планируем ужин в честь вашего прибытия.