Книга Знамения любви - Энн Оливер

Карисса еле взглянула на напиток, но из рук сестры приняла и даже пригубила, продолжая изучать строчки прощального письма сухими глазами.

— Мне очень жаль, — попыталась вызвать ее на откровение Мелани. — Вы были вместе целых семь лет, чтобы вот так… расстаться! — произнесла она. — А что случилось?

Карисса отложила скупое письмецо, пожала плечами и ответила как нечто само собой разумеющееся:

— Он нашел мне замену. Пока я ждала его в уверенности, что столь долгое отсутствие объясняется напряженной учебой, он, верно, завоевывал сердце некой распрекрасной мадемуазели. Полагаю, таких там немало… Вот только не пойму, для чего ему понадобилось после стольких месяцев лжи извещать меня о том, что ее зовут Пирр и что это настоящая любовь. Рассчитывает на мое благословение? — холодно процедила Карисса.

— Брось, Кэрри! Конечно, это чрезвычайно неприятная новость, но ты же не станешь из-за столь заурядной подлости предаваться скорби.

— Ну, уж нет! — категорически отмела такой вариант Карисса, а миг спустя, вопреки всем своим намерениям, слезно пробормотала: — Но я верила ему, ждала его… Понимаешь? За эти годы я привыкла думать о нем как о своем единственном. Я была убеждена, что он воспринимает меня так же. И что теперь?

Мелани растерянно посмотрела на сестру. Она бы хотела отделаться какой-нибудь оптимистической формулировкой, но вопрос был ужасающе конкретным.

— Все это время я была наивной дурой, думая, что любима… — продолжала Карисса.

— Но послушай, Кэрри, — попыталась остановить ее причитания сестра, — все становятся глупцами в любви. Лучше искренне верить, чем чураться возможных сложностей. И не нужно думать, будто Аласдайр обманывал тебя. Просто он допустил непозволительную вольность: погряз в новых отношениях прежде, чем открылся тебе…

— Подстраховался на тот случай, ели потерпит неудачу с француженкой! — обличительно произнесла Карисса.

— Вероятно, — тихо согласилась с ней Мелани. — Но, как мне кажется, в вашем случае не было возможности расстаться полюбовно… — робко добавила она.

— Вот как?! — воинственно отозвалась Карисса. — Отлично! — подытожила она и яростно скомкала письмо.

Девушка преувеличенно гневалась, внутренне удивляясь тому, что не столько задета предательством, сколько возмущена тем фактом, что Аласдайр оказался в конечном итоге не лучше, чем все те, с кем бы ей не хотелось иметь ничего общего. Он так и не дал Кариссе восхититься своей верностью и серьезностью в отношении их общих планов на жизнь. Сиюминутные утехи взяли верх над рыцарской стойкостью.

Конечно, Карисса ничего не знала о своей сопернице, но та легкость, с которой Аласдайр обнадеживал ее на расстоянии и укреплял отношения с новой пассией, не позволяла ей относиться к его новому увлечению как к чему-то основательному. Хотя как знать…

— Самое неприятное то, — хмуро начала она, — что я искренне верила в незыблемость нашей связи. Оказывается, это была лишь иллюзия… Клянусь, Мел, я сделаю все, чтобы этот разрыв не был для меня болезненным. К счастью, мы не в браке, у нас нет детей, зато у меня есть собственный дом, который следует лишь привести в надлежащее состояние, и работа.

— Мне нравится, как конструктивно ты мыслишь, сестренка, — одобрительно отозвалась Мелани. — И не забывай, что у тебя есть я.

— Я знаю, Мел. И за все тебе спасибо… Открою маленький секрет, — таинственно произнесла Карисса, понизив голос и смущенно улыбаясь. — Я все еще храню невинность, прошедшую сквозь множество испытаний всяческими соблазнами.

— Не поняла, — пробормотала Мел. — Хочешь сказать, в свои двадцать шесть… после семилетнего романа… Как такое возможно?

— Поверь, это факт, — просто проговорила Карисса. — Моя девственность до сих пор при мне, чего не скажешь о душевном спокойствии… Мы с Аласдайром, вне всякого сомнения, были близки в определенной степени, он был ласков со мной и обходителен, и мне всегда казалось, что он понимает меня и разделяет мое желание не переступать последний рубеж… до свадьбы. Вот я и жила предвкушением, ждала его. Думала, как только он вернется, мы поженимся, и все станет возможным.

Мелани расплылась в улыбке, снисходительно выслушивая этот романтический бред.

— Считаешь, я сама спровоцировала его на разрыв? — робко спросила сестру Карисса.

— Какая разница, что я в связи с этим думаю, если ты была уверена в своей правоте, — дипломатично ответила Мел.

— А все-таки?

— По-моему, тебе нужно испробовать то, в чем ты все это время себе отказывала, чтобы понять, стоило ли оно того.

— Это твой совет, Мел?

— Вообще я стараюсь не давать советов, милая. Но твой вопрос свидетельствует о том, что прежней убежденности ты больше не испытываешь. Есть простая формула: не попробуешь, не узнаешь… Только, заклинаю тебя, не кидайся в другую крайность.

В субботу Карисса Грейс выступала перед публикой в музыкальном баре «Коув-отеля». В камерном зале был аншлаг: заявленный в программе «Ноктюрн» Шопена вызвал живой отклик аудитории. Карисса даже приметила лица постоянных слушателей, что доставило особенное удовольствие молодой исполнительнице. Остальные были туристами, которые с одинаковым рвением предаются осмотру достопримечательностей, знакомству с экзотическими сумчатыми обитателями австралийских заповедников, валянию на пляже, хождению по ночным клубам и перевариванию деликатесов под фортепианную музыку.

И вдруг Карисса увидела его, своего незнакомца, проскользнувшего в музыкальный салон, стараясь остаться незамеченным. Высокий и широкоплечий, и кажется, в той же одежде, что и в их первую встречу.

Завсегдатай? — изумленно подумала Кэрри. Вряд ли. Она играла здесь по пятницам и субботам вот уже два года. С понедельника же по четверг она исполняла нелестную роль официантки в одном из пригородных баров, где платили вполовину меньше, чем в «Коув-отеле». Карисса дорожила своей работой.

Исполнив программные произведения этого вечера, девушка взялась за сонату Людвига ван Бетховена, обычно называемую «Лунной». Украдкой бросая взгляды на незнакомца, она ощущала необыкновенный прилив вдохновения, сыграла волнующе, трепетно и вместе с тем сдержанно и целомудренно, без броских эффектов, с сокровенной торжественностью.

И сорвала аплодисменты.

Незнакомец занял свободный столик между окном и входом и заказал пиво, которое затем медленно потягивал, слушая.

Кэрри играла с упоением. Интуитивно стремясь разрешить внутреннее смятение, возникали то неистовые, то кроткие, одинаково отчаянные и изнуряющие повторения «Лунной» сонаты. Никогда прежде пианистке не удавалось воссоздать с такой определенностью эту светлую, щемящую и одновременно безотрадную красоту человеческой тоски… Еще ни разу она не играла этот опус так осмысленно, не терзала клавиши столь бескомпромиссно, никогда не была так опустошена, доведя гениальную музыкальную мысль до звенящих нот финала, безнадежно падающих затем в пустоту и мрак.