Книга Знамения любви - Энн Оливер

Аромат бабушкиных духов стал первым знаком. С детства известное и нежно любимое слияние жимолости, гардении и розы. Тонкий запах сгущался с каждым мгновением для того, чтобы снова распасться, смешаться с обыденной городской полуночной прохладой, а потом внезапно потянуло холодком, стало зябко до дрожи.

Карисса Грейс чутко улавливала знаки. Многие из них становились предзнаменованием, другие же просто расцвечивали ее жизнь, но неизменно вызывали к себе серьезное отношение.

Вот и на сей раз Карисса обеспокоенно осмотрелась, вглядываясь в непрерывный поток автомобилей, проносящихся мимо сиднейского «Коув-отеля». Сводная сестра вызвалась подбросить ее после выступления в музыкальном баре отеля, которое закончилось глубоко за полночь. И вот уже более двадцати минут Карисса, мысленно поторапливая, вынуждена была поджидать запаздывавшую Мелани.

Монотонную приглушенность ночных звуков прорвали, пронзительно взвизгнув, тормоза стремительно приблизившейся к отелю кареты «скорой помощи», запах резины столь же бесцеремонно нарушил благоухание ночи. Из соседнего ночного клуба доносилось волнующее, чуть сиплое вибрато незримого саксофона. Эти мелодические переливы были заглушены клацаньем лакированного металла, фары не гасли, влившись в оранжевое свечение ночного города, сбрызнутое пестрым неоном. Бригада с носилками устремилась к дверям отеля, ловко разминувшись с беззаботными гуляками.

Несколько ошеломляющих секунд Карисса Грейс не могла пошевелиться, захваченная созерцанием быстроменяющегося людного пространства вокруг. Праздная толпа, казалось, дышала в унисон, голоса сливались в дружный шелест, приправленный кокетливым придыханием и беспечным смехом. Девушка, недвижимая и безмолвие в средоточии этого потока, обтекаемая неспешно бредущими со всех сторон незнакомцами, почувствовала себя неодушевленным наблюдателем. Она замерла как утес, обдаваемый пенными водами, жадно улавливая обступавшие ее настроения, наслоения сложной игры неразличимых монологов и красноречивой эмоциональности возгласов.

Карисса обожала погружаться в новые фантастические ощущения. Она смаковала их с замиранием сердца. При этом самой себе она казалась невидимкой, поэтому весьма удивилась, когда услышала мужской голос, обратившийся к ней со словами:

— Простите, если задел!

Извинение было произнесено формально, с поспешностью автоматизма, голосом низким и шершавым, тоном неудовольствия и безразличия к той, кого он даже если и задел, то незаметно.

Вздрогнув, Карисса обернулась, приподняв брови. Ее широко раскрытые глаза, подернутые усталостью, обратились к мужскому силуэту на фоне залитого светом холла отеля, отделенного от них огромным витринным окном.

Ослепленная этим ледяным сиянием, она могла разглядеть лишь превосходную стать незнакомца, широкий разворот плеч, гордую посадку головы. Не более того.

Мужчина, обратившийся к ней, отступил, направляясь прочь. Он торопился, Карисса видела это. Но все же остановился и уверенно проговорил:

— Для одной из постоялиц вызвали «скорую». Неожиданно ей стало плохо.

Карисса вгляделась в щедро озаренное пространство холла. Медики везли к выходу каталку с пожилой дамой, которая лежала без сознания, укрытая простыней, а в ногах у нее стояла сумка с вещами. Всего несколько минут назад пианистка видела ее в добром здравии среди публики, перед которой выступала в небольшом музыкальном баре. Медики приглушенно переговаривались, направляя каталку к машине. Карисса проводила их взглядом и тихо пробормотала:

— Как она?

— Хотел бы я знать… — проговорил мужчина, которого она теперь могла разглядеть получше. В темных джинсах и футболке, он был не небрежен, как ей показалось сначала, а взбудоражен и напряжен. Челюсти были стиснуты плотно, отчего лицо виделось резким и непримиримо жестким, напруженная жилистая шея вытягивалась по мере того, как медики с каталкой удалялись. — Но это можно выяснить, — неожиданно объявил он, не глядя на случайную собеседницу.

В его голосе прозвучала убежденность, подкрепленная сознанием собственной значимости. Это заставило Кариесу повнимательнее вглядеться в незнакомца.

В сумятице океана вечерних женских духов ей удалось уловить запах, который источала его кожа.

Карисса огромное внимание уделяла запахам. Они всегда были для нее посланцами сокровенного мира личных предпочтений. Мнение, что человек анонсирует себя с помощью тех или иных ароматов, с годами оформлялось в принцип. Она чутко вслушивалась в благоухание, распространяемого окружавшими ее людьми. Так и теперь.

Аромат складывался из сладковато-пряных, бархатистых и бальзамических нюансов, с тонкой ореховой горчинкой, он был душистым, насыщенным, лесистым и морским одновременно. Все это органично переплеталось, производя исключительное сочетание.

Сколько одеколонов ни перебрал жених Кариесы, Аласдайр, а желаемой органичной симфонии ему так достичь и не удалось, с легкой горечью констатировала она. Иное дело этот поразивший ее своей неброской врожденной уверенностью незнакомец, вслед которому глядела теперь Карисса. Аласдайр не столько пах, сколько разил безыскусными «шипучими» отдушками, так не вязавшимися ни с его внешностью, ни уж тем более с его научными амбициями. Аласдайр получал степень магистра во Франции, что само по себе не вызывало у девушки протеста, однако этот процесс несколько затянулся. Молодого человека это обстоятельство, похоже, нисколько не тревожило. По какой-то непонятной причине он не боялся упустить Кариесу, тогда как она не чувствовала себя готовой к столь длительным ожиданиям.

— Прости, я опоздала! — донеслось до ее слуха с другой стороны. Запыхавшаяся Мелани соизволила объявиться с победной улыбкой на смуглом лице. — Сначала пробки, потом «скорая» парализовала целую полосу, заставив остальные машины потесниться… — пустилась она в поспешные объяснения.

— Да-да, «скорая»… Все верно, — рассеянно пробормотала Карисса в ответ, бросив на сводную сестру мимолетный взгляд. — Ладно, пойдем.

Машина с девушками осторожно вырулила на дорогу. Карисса в последний раз посмотрела на благоухающего мужчину с обеспокоенным взглядом и вспомнила о том, что не далее как через семь дней должен приехать Аласдайр. И она больше не будет чувствовать себя столь одинокой. Днем и ночью. В особенности ночью. Все вновь будет хорошо, когда Аласдайр вернется, как пить дать, устремленный в ее постель.

— Аласдайр не вернется!

Единственная исписанная знакомым почерком страница заставила Кариесу произнести фразу, смысл которой еще предстояло уразуметь в обескураживающей полноте. Но все муки она предпочитала вверить своему одиночеству, а до сестры донесла один лишь факт.

Лицо Мелани моментально трансформировалось: сестра изобразила сочувствие.

— О, Кэрри… — протянула она, подавая Кариссе чай со льдом, который постукивал на дне высокого запотевшего стакана, где плавал свежий лист мяты — утешительно красиво.