Книга Джентльмены чужих писем не читают - Олег Горяйнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До сего дня Пабло ни одного русского в глаза не видел. Про русских он знал, что раньше они были правильные ребята, но теперь испортились, потому что снюхались с гринго и катают их на маленьких тележках через заснеженную Сибирь. А поскольку звёздно-полосатые никогда никого ничему хорошему не научат, они, эти глупые русос, перестали честно работать и непрерывно воюют между собой.
Ну и воевали бы, с досадой подумал он, поднимаясь на ноги. Только зачем это делать на моём участке среди бела дня перед самым обедом?
Послышалась сирена.
А, ничем это не пахнет. Не его ведомство будет эту кучу дерьма разгребать. А что он второго русского задержал – так его за это непременно должны будут поблагодарить. Русский там что-то хрипел, но никто не засвидетельствует, что он требовал консула. Тем более Хосе Аранго этого не засвидетельствует.
Какого ещё консула? Не было речи ни о каком консуле. Кока-колу, да, требовал. Консула – нет. А браслеты всё же лучше снять с парня, пока не поздно.
Поздно.
Полицейская сирена гавкнула и смолкла, и вот уже сквозь толпу протиснулся комиссар Ахо Посседа, тощий и серьёзный, как сушёный скорпион. Он был известен тем, что торчал в Управлении полиции чуть не каждое воскресенье, но не из рвения к службе, а оттого, что его склочная жена в компании с тещей и целым выводком дочерей устраивали ему в доме сущий ад.
Пабло поднялся на ноги и приложил два пальца к козырьку фуражки.
– Что тут у тебя? – спросил комиссар, переводя мрачный взгляд с Пабло на труп, и назад.
– Да вот, сами видите… Позвольте мне на минуту отлучиться, сеньор комиссар! Я там задержал одного… Наверняка это он убил… Не хотелось бы оставлять без присмотра, сеньор коми…
– Где задержал? На месте убийства? – отрывисто спросил комиссар.
– Никак нет, в баре.
– Что в баре?
– Задержание осуществил в баре.
– Погоди. Ты сам присутствовал на убийстве?
– Нет, сеньор комиссар. Но выстрелы слышал.
– Откуда же ты знаешь, что тот, в баре, убил этого?..
– Вот, сеньор комиссар… – Пабло протянул ему паспорта и бумажники. – Один убитого, другой – задержанного.
– Святая Мария!.. – пробормотал комиссар и полез в карман. – Ты, надеюсь, хотя бы наручники на него не надевал?..
Пабло виновато потупился.
– Смерти моей хочешь? – шёпотом сказал Посседа и достал из кармана таблетку мелипрамина.
– Откуда же я мог знать?.. – так же шепотом ответил Пабло. – У него ведь на лбу не написано, что он эмбахадор[4]русо!
– Он – эмбахадор?.. – комиссар выронил таблетку.
– Да не эмбахадор, – Пабло поспешил успокоить комиссара. – Какой он эмбахадор. Так, какой-нибудь секретарио если что не хуже.
– Консула требовал? – спросил комиссар и достал из другого кармана таблетку пропазина.
– Какой консул, сеньор!.. Парень со страху язык проглотил. Не каждый день такое видишь своими глазами.
– Что видишь? – спросил комиссар, подозрительно посмотрев на “мендосу”, которую дон Пабло всё ещё держал в потной лапе.
– Убийство, сеньор.
– Так он убил или он видел?.
– Со всей вероятностью утверждать не могу, сеньор. Однако, сами посудите: кому ещё, если не ему?..
– Оружие при нём было?
– Не было.
– Во всяком случае, он свидетель… – зловеще пробормотал Посседа и нагнулся над трупом – Что с орудием убийства?
– Смеётесь, сеньор… – Пабло посмотрел на всё прибывающую толпу зевак.
– Застрелен профессионально, – сказал Посседа. – Две пули – и обе в сердце.
Пабло потрусил в бар, вынимая на ходу ключ от наручников.
Заодно он вытащил из нагрудного кармана пачку заработанных за день купюр и засунул её поглубже в карман брюк. Мало ли что.
Несмотря на строгое предписание «всем оставаться на местах», бар, конечно, опустел. Не каждый день почти у тебя на глазах убивают человека: как тут не воспользоваться возможностью смыться, не заплатив? Да оно и кстати, потому что в полумраке коридорчика перед вытаращенными глазами сержанта первой категории из воздуха материализовалась ещё одна купюра и жаркий голос прошептал ему в мокрое ухо:
‑ Всего пару слов для радио, господин сержант!
Пабло посуровел, вздохнул, покачав брюхом, и потянулся за деньгами.
Да, блондинки есть блондинки, а брюнетки есть брюнетки, и им не сойтись никогда даже в своих крайних, блин, проявлениях. В то время как брюнетка, истекая соком, поёт не своим голосом, распахнув ворота с такою силой, что створки на хрен слетели с петель, блондинка лежит себе, тихо постанывая, смежив ресницы, плотно сжавши ноги, будто ни ухом ни рылом не ведает, что у неё там скворчит и булькает, для кого там готовится весёлое воскресное пиршество.
Если, конечно, это не поддельная блондинка, которых в стране вечных субтропиков конъюнктура рождает сотнями тысяч.
На сей раз попалась настоящая. Перед тем как шаррршавой ладонью раздвинуть ей ляжки и засадить в пылающее чрево побагровевшего от натуги Степана Ивановича, старший лейтенант Пупышев бросил быстрый взгляд на секундомер своей “сейки”. Пятьдесят восемь минут с копейками. В норматив уложился.
Растет мастерство, с удовлетворением подумал Пупышев, сразу достав Степаном Ивановичем до самого дна, отчего девушка выгнулась дугой и даже открыла на секунду глаза, как бы с целью “остановить мгновение”, зафиксировать в памяти сладкую картинку, но тут же закрыла их, чтобы долго не открывать.
Скажем сразу: не всегда удавалось укладываться в норматив. Бывали и проколы. Бывали просто жуткие проколы. Одну американскую туристку в Кампече ему пришлось уламывать аж три с половиной часа подряд. И то: горизонтальное положение она приняла только после того, как они усидели на двоих чуть не литр самогонки, которая здесь называется “скотч”, и это в корне неправильно, потому что после литра этого “скотча” естественным манером не “скотчется” ни фига, только тантрические фокусы и спасают от провалу и позору. Впрочем, американка, как потом выяснилось, до встречи со Степаном Ивановичем баловалась лесбийской мерзостью. Но это ни в коей мере не оправдывает старшего лейтенанта. Даже то, что Степан Иванович её от лесбийской мерзости как будто отвратил, во всяком случае, она поклялась больше к бабам до конца жизни не прикасаться, а искать себе мужиков, вот таких как старший лейтенант, даже это нисколько не оправдывает Ивана Пупышева. Эх, старлей, зря, выходит, Родина тебя кормила-одевала, водкой вспаивала, в портянку пеленала, не оправдывашь ты её надежд…
Виноват!..