Книга Заметки из винного погреба - Джордж Сентсбери

Мы упоминаем об этом потому, что это, возможно, ключ к загадочному стихотворению некоего «Рассудительного поэта», которое вошло в первую главу книги. Поэт (похоже, сам Сентсбери) обращается «к кому-то – или чему-то – неведомому нам», а нам думается, что это именно Хелен Уоддел.

Казалось бы, главное в жизни Сентсбери уже позади, но, как выяснилось, это не так. Он давно собирался написать труд по истории вина; издательство Macmillan, с которым он сотрудничал, тоже проявляло интерес. Правда, на объемный том сил у Сентсбери уже не хватило: пришлось ограничиться лишь заметками о собственном опыте употребления спиртного, которые первоначально печатались в Piccadilly Review, а потом вышли отдельным изданием. Книга имела успех: за первый, 1920-й год тираж допечатывали дважды. И вплоть до наших дней «Заметки» остаются единственным произведением Сентсбери, которое читают, комментируют, обсуждают. В чем же причина такого интереса?

Во-первых, несмотря на небольшой объем, «Заметки» вместили настоящую энциклопедию спиртных напитков второй половины XIX века, по крайней мере тех, что были доступны в Британии. Даже современные знатоки нередко оказываются в тупике, увидев в книге то или иное название. Вероятно, кое о чем сейчас можно узнать только из сохранившихся каталогов торговцев, которые, однако, ничего не говорят о достоинствах вин. Особенно интересны в «Заметках» страницы, посвященные малоизвестным напиткам – таким, как мум, кап, бишоп, нигес. Сентсбери подробно рассказывает о них, сравнивая достоинства и недостатки, вспоминая традиции употребления и особенности приготовления. Любопытно читать порой снисходительные, но довольно меткие отзывы об итальянских, греческих, американских винах, которые с той поры заметно прибавили в качестве. При всей географической непредвзятости Сентсбери, готового ценить хорошие вина независимо от места изготовления, его энология, по сути, ограничивается Францией и Пиренейским полуостровом. А территория производства высококлассных вин за последние сто лет изрядно расширилась.

Во-вторых, это особый стиль изложения. Как указывается в одной из книг по истории виноделия, Сентсбери принадлежал к числу людей, «для которых потребление первоклассного вина было частью повседневной жизни». Поэтому его стиль рассчитан прежде всего на тех, кто уже обладает соответствующим опытом. Но, возможно, читателю наших дней он будет ближе современных описаний, насыщенных сложными терминами и зачастую непонятных неспециалисту. Как правило, Сентсбери оперирует краткими, доступными эпитетами: «хорошее», «великолепное», «скверное» и т. п., – избегая таких вот сложных пассажей, ныне ставших нормой: «Ароматы роз и дегтя, оттеняемые шоколадом, вишней, изюмом и черносливом, с суровыми тонами табака и целебных трав». Зато он постоянно сопоставляет вина, предположительно уже известные его читателям, с незнакомыми – быть может, тогда казавшимися экзотикой.

Бесспорно, примечательно и то, что книга полна литературных ссылок и аллюзий: одни лежат на поверхности, другие нелегко расшифровать даже знатокам европейской словесности. Сентсбери не только сравнивает напитки между собой, но и приводит упоминания о них в литературе, полагая это лучшим способом рассказать об их свойствах: «Если не ошибаюсь, их [вина с юга Франции] особенно любил Виктор Гюго, и они в чем-то схожи с ним – правда, ни одно, исключая „Эрмитаж“, не поднимается до таких же высот, как стихи из „Возмездия“ или „Созерцаний“. Я уподоблю их скорее повести или роману». Порой прибегал он и к обратному приему. Вот, к примеру, отрывок из его книги, посвященной английской литературе: «Славного крепкого эля, выдержанного портвейна, имеющего тонкий вкус кларета, умудряющего амонтильядо, вдохновляющего шампанского, несказанного бургундского – я имею в виду Филдинга, Скотта, мисс Остин, Диккенса и Теккерея – никогда не бывает слишком много. Но Стерн – не пиво и не эль, скорее это ликер». Любовь к хорошей литературе и пристрастие к хорошему вину естественно дополняют друг друга, будучи характеристиками истинного джентльмена.

И в-третьих, Сентсбери не просто жил в викторианскую эпоху, он был, можно сказать, хрестоматийный викторианец: представитель среднего класса, сам добившийся всего, закончивший Оксфорд, знающий классические языки, имеющий хорошую физическую подготовку, примерный семьянин, образцовый прихожанин, ценитель жизненных удовольствий, любитель всего изящного и враг безвкусицы. К тому же человек глубоко консервативных убеждений. Недаром друг подарил ему книгу с таким посвящением (о чем Сентсбери всегда вспоминал с гордостью): «Одному из двух тори, оставшихся в Англии, – от второго». В этом смысле он был цельной личностью, что чувствуется во всех его произведениях; до некоторой степени его можно даже назвать идеологом викторианского консерватизма. Не оставив программных сочинений, Сентсбери тем не менее много раз формулировал свои принципы, которые в кратком виде сводились к четырем понятиям: неравенство, индивидуализм, наследственность, собственность. Интересно отметить, что в некоторых высказываниях (например, уподобляя совершенное общество организму, в котором конечности не бунтуют с целью занять место мозга) он сближается с нашими отечественными консерваторами, такими, как его современник К.П. Победоносцев.

Раз уж мы назвали это имя, стоит сказать несколько слов на тему «Сентсбери и Россия». Он ни разу не был в нашей стране и русскую литературу ценил невысоко, делая исключение разве что для Тургенева, а к событиям после 1917 года относился с ужасом и неприязнью. Об одном особенно варварском, по его мнению, способе обращения с вином он говорит: «Чистый большевизм». При этом, как ни странно, Сентсбери не преминул оставить след в пушкиноведении: первым сопоставил концовку «Капитанской дочки» с одним из романов Вальтера Скотта.

Но, как уже было сказано, сегодня Сентсбери помнят в основном благодаря «Заметкам». Незадолго до его смерти, в 1931 году, был основан лондонский «Сентсбери-клуб», действующий и поныне. Это один из весьма престижных винных клубов британской столицы, где состоят не более пятидесяти человек. С 1981 года в Калифорнии существует винодельня «Сентсбери»; на этикетках ее бутылок помещены афоризмы знаменитого англичанина, а одно из вин названо в его честь. Но любопытнее всего поступили владельцы одной шотландской вискокурни, решившие претворить в жизнь рекомендацию Сентсбери относительно смешивания более старого и более молодого виски («более возрастные компоненты, постоянно старясь, целебно воздействуют на более молодые, а те, в свою очередь, освежают и укрепляют их»). Покупателям предлагается несколько таких смесей.

И напоследок – совет одного винного критика: «Прочтите эту книгу дважды: в первый раз залпом – вы изумитесь и позабавитесь; во второй – неторопливо, со всеми примечаниями автора».

К этому, пожалуй, добавить нечего.

Владимир Петров

Предисловие

При виде предуведомления к настолько небольшой книге кое-кому, наверное, вспомнится старая шутка: «Кто привязал моего зятя к мечу?»[2]; но, может статься, оно будет небесполезной частью этой самой книги. Вероятные – и горячо приветствуемые – читатели, возможно, знают, что ранее, в куда более обширном и серьезном труде [i], выказав намерение снова отобрать у них немного свободного места на полках и времени, я объявил, что, откликаясь на просьбы, начал писать «Историю вина», и, если