Книга Ревизор: возвращение в СССР #28 - Серж Винтеркей

Она единственная дочь у родителей. Как дед у неё умер, родители бабушку к себе забрали, а в её квартиру молодых поселили. У них уже деток двое… Квартира хорошая, трехкомнатная.

— А муж-то твой где? — спросила Поля, чувствуя, что подруга вот-вот переключится на внучат. И все еще не понимая, зачем сыну тогда эта кооперативная квартира, если он уже у жены неплохо устроился…

— Сидит, Поль, — смущаясь, ответила она. — Давно сидит. Уже семь лет. Еще год осталось без малого… Статья тяжёлая, ему не позволят в Москву вернуться… Будет за сто первым километром где-то жить ещё неизвестно сколько. И вернётся ли вообще с его-то характером бешеным?.. Вот, какой это муж?

— А что у него за статья? — потрясенно спросила Поля.

— Причинение тяжкого вреда здоровью.

— Чьему?

— Коллеги по работе. В драку полез, а тот упал прямо на металлическое ограждение спиной, травму позвоночника получил…

— И за это целых восемь лет дали?

— Ну, да… Из хулиганских побуждений… И так не первый же случай, когда дрался…

— И ничего нельзя было сделать?

— Что тут сделаешь, Поль? Человек на всю оставшуюся жизнь в инвалидное кресло сел. Конечно, он настаивал на самом строгом наказании. Грешно так говорить, но если бы он умер, это было бы непреднамеренное убийство и совсем другой срок…

— Ничего себе… Ты с ним развелась, когда он уже сидел?

— Да, несколько лет назад…

— И что будет, когда он вернётся?

— Это произойдёт, в лучшем случае, через два года. Если вообще произойдёт. А я уже и не хочу, чтобы произошло… Я только жить нормально начала, как его посадили! У него же такой характер вспыльчивый! Чуть что не так, в крик. Детей гонял как сидоровых коз по любому поводу. Мне уже приходилось говорить, что это я случайно чашку разбила или ещё что-то сделала, лишь бы он их не трогал… Ты не представляешь, сколько мне всего пришлось от него выслушать! Сколько оскорблений… А как я из-за оценок переживала!.. Марина-то хорошо училась, а у Витальки всё время неуды по поведению были. Так боялась, что он в отца пошёл характером!.. А уж как бывший дерьмом исходил при каждой двойке!..

— Ну, ты же развелась, — пыталась понять, в чём проблема, Поля. — Ты свободная женщина. Имеешь право устраивать свою судьбу…

— А как детям об этом сказать? — чуть не плача, спросила Анна. — Они же думают, что развод был только ради кооператива.

— Сколько им лет?

— Виталику двадцать пять, а Марине двадцать исполнилось.

— Ой, ну ты создала проблему на пустом месте! Они у тебя взрослые люди уже, а не дети! Моему сыну восемнадцать, и то я к нему, как ко взрослому отношусь. А ты боишься поговорить со своим двадцатипятилетним сыном, как с мужчиной? Ты чего? И дочери двадцать лет. Нашей Галие тоже, вообще-то, двадцать…

Анна встала и принялась ходить по кухне, заламывая руки.

— Ой, не знаю… Виталька, может, ещё и простит… А Маринка так отца любит! Письма ему в колонию пишет… Ей ещё тринадцати не исполнилось, когда его посадили… Плохого ничего не помнит… Ждёт, когда он домой вернётся…

— Ну и пусть ждёт, — пожала плечами Поля. — Ты тут причём? Пусть к себе его и прописывает. Ты же ей не запрещаешь?

— Нет, конечно, — удивлённо посмотрела на неё подруга.

— Ну так и что ты переживаешь? Поговори с детьми. Как со взрослыми людьми поговори. У дочки есть двушка. У сына, вообще, трешка. А ты что, на свое жилье права не имеешь, что ли?

— А муж мой как бывший отнесется, с его-то буйным характером? Дочь ему наверняка сказала, что развод наш фиктивный. Значит, он планирует ко мне вернуться. А если он Загита зарежет?

Вот на это Поля не нашла что сказать…

* * *

В субботу с утра, собираясь на флешмоб с Марком Анатольевичем, выпросил у Ахмада обычный чемодан средних размеров, нашёл прошлогоднюю куртку, побитую жизнью кроликовую шапку, которую для гаража оставил сугубо. Если вдруг что в машине починить в холода потребуется. Попросил жену собрать мне сумку с едой как в дорогу, но не полную, как будто уже половину съели. Алироевы за мной к нам спустились, посмотреть, зачем мне понадобился самый старый их чемодан.

Надо мной вся семья угорала, когда я, наконец, собрался. Так я и ехал в метро, представляя, как отреагирует на мой маскарад Марк Анатольевич. Но он переплюнул меня. Я его даже не сразу и узнал. Старые круглые очки в тонкой металлической оправе, видавшее виды пальто и каракулевая шапка-пирожок ещё, наверное, довоенная, делали его похожим на старого деревенского доктора. Он предусмотрительно не стал бриться, всегда идеальные стрелки на его брюках сейчас были не такие ровные. Марк держал в руках пузатый саквояж и сетку. Было очень похоже, что он только что приехал поездом.

— Ну что, сынок, пойдём покорять Москву? — энергично жестикулируя, позвал он меня. — Слушай, сынок, всегда папу. Папа плохого не посоветует! Вон посмотри, какой здоровый вырос, не зря ел манную кашу в детстве, как я тебе говорил!

Вышло у него очень хорошо, я рассмеялся, он поддержал. Мы вышли к поездам дальнего следования, постояли у табло, и направились к выходу в город. Марк без умолку мне что-то рассказывал, полностью войдя в образ. Как он однажды попал в Москве двадцать лет назад на праздничный салют. Как он заблудился в центре и просил милиционера помочь ему выйти к метро. Травил истории, как дышал.

Мы стояли в очереди на такси, и я с искренней счастливой улыбкой на лице представлял себя молодым человеком, которого отец везёт через всю страну, через столицу нашей большой Родины чёрте куда. Потом спрошу у Марка, куда же он меня вёз? А то из его болтовни и поучений я это сразу не понял.

Он звал меня Павлик. И это было так забавно.

— Павлик, садись назад, и возьми к себе наши сумки, — велел он, когда подошла наша очередь садиться в машину. — Смотри, не забудь их!

— Хорошо, батя, — ответил я. Ломать комедию, так ломать.

— Товарищ шофёр, — продолжил он беспокоиться, — напомните нам не забыть наш чемодан у вас в багажнике.

— Не волнуйся, пап, я помню, — сказал я.

— Это ты сейчас помнишь,