Книга Солнце и Крест - Владлен Борисович Багрянцев

носил не только дорогой, но и хитрый шлем из черного индийского железа, поэтому братьям-рыцарям пришлось потратить несколько минут, прежде чем они справились с мудреными застежками. Август фон Каттерфельд сам не понял, как ему удалось сорвать шлем с головы поверженного врага — это произошло так неожиданно, что молодой тевтонец потерял равновесие и едва удержался на ногах. Чтобы не упасть, ему пришлось упереться левой ладонью в грудь татарина — и тут же отдернуть ее, как будто рука коснулась раскаленной сковороды. Каттерфельд шарахнулся назад и все-таки упал, очень удачно приземлившись на собственные ягодицы. На лицо его при этом возлегла печать крайнего изумления:

— Женщина!

— Женщина, — подтвердил барон фон Хаузер и пожал плечами. — Эка невидаль. Что тебя так удивляет, брат Август? В армиях врага сражаются женщины. Это все знают.

— Грязная язычница! — с отвращением сплюнул фон Кислинг и перекрестился. — В пекло ее!

— Не говори глупостей, брат, — поморщился барон Альберт. — Или ты не знаешь законов Ордена, в которых прямо и ясно говорится, как нам должно поступать с женщинами, захваченными в плен? Не станем же отступать от них и сейчас.

И снова Бруно не нашел что возразить, тем более что в этот самый миг маленькая стройная татарка, облаченная в черные с золотом доспехи, открыла глаза. Глаза, черные и глубокие как ночь, уставились на тевтонцев из-под копны таких же черных густых волос.

Некоторое время крестоносцы молча рассматривали свою пленницу. Маленькие уши, широкие скулы, приплюснутый нос, полоска белоснежных зубов, мелькнувшая между бледно-розовыми губами… Очень странный цвет кожи — одновременно смуглая и бледная. Возможно, отблески погребальных костров и холодное солнце Тартарии сыграли с рыцарями злую шутку. Вне всякого сомнения, пленница принадлежала к примитивной варварской расе, хотя была по-своему красива — как бывает красивым дикий зверь или цветная ящерица, привезенная из жарких южных стран. Трудно было сказать, к какому из многочисленных племен вражеской империи она принадлежит. Скорей всего, чужеземная воительница была рождена в гареме какого-то аристократа или могущественного военачальника, куда доставляют женщин со всего обитаемого мира, даже из Африки и Нового Света. Известно, что такие гаремные принцессы нередко становятся солдатами, фанатично преданными своему отцу и господину.

Первым опомнился барон Альберт фон Хаузер и произнес по-татарски, старательно выговаривая слова:

— Я говорить — ты понимать?

— Не утруждайте себя понапрасну, — немедленно отозвалась татарка слегка хриплым, простуженным голосом. — Я прекрасно говорю на вашем языке… и других языках.

— Ведьма! — взревел Бруно фон Кислинг и схватился за меч. — Как ты смогла так быстро выучить наш язык?! Братья, это чернокнижное колдовство! Давайте убьем ее, пока она не наслала на нас злодейские чары!

— Железноголовый болван, — в голосе девушки прозвучало откровенное презрение. — Я говорю по-немецки, потому что моя мать была родом из Саксонии. Но отец мой был воином из племени Алшин и телохранителем самого императора, поэтому я пошла по его стопам. Мое имя — юзбаши Валия-Бакира бинт Темур аль Кабир, я солдат армий Пророка и Золотой Воин Шибирского Царства, верная слуга Богдыхана, повелителя Востока. Больше я вам ничего не скажу.

— Валиябакира? — переспросил благородный рыцарь Альберт и ухмыльнулся. — Валькирия что ли?!

— Надо же, из Саксонии, — пробурчал Бруно. — Землячка почти… Ладно, поболтали и хватит. Берите ее под руки и пошли отсюда.

Но прежде чем убраться прочь, хозяйственный Альберт подобрал шлем пленницы и ее небольшой изящный меч, украшенный вделанным в рукоятку бледно-голубым драгоценным камнем. Ломбардские купцы, следовавшие за обозом, отвалят за такое оружие кругленькую сумму в звонкой монете…

Х Х Х

Вернувшись в лагерь, братья-рыцари бросили пленницу в трофейную палатку — довольно скромную, явно принадлежавшую татарскому полководцу не самого высокого ранга — и поставили охранять ее молодого Каттерфельда. Пусть стоит на часах и смиряет плоть, а то он до сих пор в себя не пришел — так потрясла его встреча с женщиной. Еще вызвали из обоза турецкую рабыню, чтобы присмотрела за татарской принцессой. Сами же собрались с другими братьями своей хоругви у костра, дабы поужинать чем Господь послал. Дичи в этих лесах водилось немеряно, даже в зимнее время года, поэтому крестоносцы ни в чем себе не отказывали, благо сам папа римский освободил всех участников похода от поста и воздержания.

— Я тут перекинулся парой слов с другими рыцарями и кнехтами, — поведал Альберт, — они говорят, что на поле боя нашли немало мертвых женщин в сибирской броне. Никогда столько раньше не видели. Похоже, нам повезло — мы единственные, кто смогли захватить такого пленника — то есть пленницу — живьем.

— Готов биться об заклад, — пробурчал Бруно фон Кислинг, вгрызаясь в хорошо прожаренную медвежью лапу, — среди тех, кто отступил, женщин было еще больше. Поэтому и побежали. Трусливые бабы! — и благородный тевтонский рыцарь заржал так громко, что напугал стреноженных лошадей.

— Зря ты так, брат, — заметил Виллиброрд фон Регер, один из самых старших и опытных рыцарей хоругви. — Те, кто полегли, сражались отважно. Помни, что принижая врага, ты принижаешь себя.

— Даже если враги наши — грязные язычники, сражающиеся по наущению самого дьявола?! — прищурился Бруно. — Как можно принизить их больше, чем они принижают самих себя?! Отважно сражались? Так и дикий безмозглый зверь, прижатый к стене, сражается за свою жизнь — но должен ли я его за это уважать?!

Фон Регер вздохнул и ничего не ответил. С фон Кислингом было бесполезно спорить.

— Вечер добрый, братья, — к костру подсел один из союзников, Рамнульф Аматор, сицилийский рыцарь из Ордена Святой Девы Марии. В хоругви, где служили Альберт, Бруно и их товарищи, Аматор был давним и желанным гостем. Вот уже не первый год они сражались бок о бок. — Слышал, вы захватили в плен татарскую герцогиню…

— Слухи расходятся быстро, — хохотнул Альберт фон Хаузер. — Не знаю, какая она герцогиня, но в плен мы ее захватили.

— Сегодня на татарской стороне сражалось немало женщин, — вольно или невольно, Рамнульф повторил слова, сказанные Альбертом несколько минут назад. — Братья говорят, что это хороший знак.

— И что в нем хорошего? — не понял удивленный Бруно.

—