Книга Очер. Нечаянный казус - Олег Артюхов

нечего. Дёрнул туда глазами, тень скользнула дальше. Похоже, старческие глаза начали подводить.

— И вовсе твои подслеповатые гляделки тут не при чём, — негромко проскрипело из-за кресла.

— Ты… кто? К худу, иль к добру? — выдохнул я, пытаясь унять забившееся от неожиданности сердце.

— Кто, кто. Хозяин я тутошний, а не крыса и не хорь, как ты подумал, — хмыкнула тень.

— Какой ещё хозяин? — я искренне возмутился, забыв про испуг. — Это мой дом, я его купил и в нём живу.

— Стал твоим… на время. Вот что за существа эти люди? Сколь времени прошло, а они меняться не желают. Всё им мнится, что они пупы земли, которая, конечно же, вертится вокруг них. И живут то, всего ничего, а туда же: я хозяин, это моё, я тут шишка на ровном месте. Тьфу.

Слегка опомнившись, я присмотрелся и понял, что сгусток тени слева не что иное, как небольшое лохматое существо, этакая пародия на человека ростом в три четверти метра. Он… оно уставилось, словно сова, поблёскивая большими глазами из-под взъерошенных волос, которые он… оно приглаживало небольшими ручками.

— Простите, — я немного терялся, пытаясь найти правильное направление беседы, не желая вспугнуть неожиданного гостя, — я сразу вас не разглядел и немного растерялся.

— Не «вас», а «тебя». Я тут один. Не разглядел он. Живёт в доме почесть девять лет, а хозяина не разглядел.

— Прости ещё раз, — я постепенно начал приходить в себя.

— Да, ладно уж, — и он… оно вышло в пятно лунного света. — Так будем знакомиться, или как?

— Конечно, будем.

— Тебя я знаю, можешь не представляться, — существо сложило ручки на груди, — а меня зовут Отилашурсамепалакур. Почему-то люди не выговаривают моё довольно простое имя, поэтому можешь называть меня Отила.

— Да, уж, Отила звучит намного лучше, — пробормотал я, слегка обалдев от полного имени существа. — Насколько я понял, ты не человек, а кто? Извини за вопрос.

— Я же сказал: хозяин этого дома, вернее, этого места. — проворчал он… оно. — Дом здесь шестой по счёту. Не нравится называть «хозяин», зови меня домовым, не обижусь.

— А-а-а, понятно, — протянул я.

— Что тебе понятно? — взъерошился домовой. — Что ты вообще можешь понимать? Понятно ему… Вы люди странные существа, живёте, как спите или бредите. В вашей медицине есть такой симптом — «туннельное зрение», способность видеть только то, что перед носом. Так это про вас. Ну, да ладно. Я что явился то. Ты давеча собрался печку класть. Не делай этого. Сгоришь к едрене фене. Домик этот неплохой, а мне вовсе не желательно становиться бездомным.

— Но откуда ты можешь знать? — искренне удивился я.

— Знаю, однако. Точно знаю. — Он прошёлся туда-сюда. — А коль в печке нуждаешься, построй её во дворе, да слушай мои советы. Я этих печек навидался всяких и разных. А для начала слушай первый совет: как пойдёшь поутру за песком, так бери его с левого краю, подале от кручи, а не то… Впрочем тебе то знать без надобности. Пока всё. Бывай здоров. Сызнова явлюсь завтра в полночь. — Он шагнул в тень и исчез.

От разрыва шаблона в ту ночь я долго не мог заснуть, ворочался, вставал, пил таблетки, мерил давление. Задремал только под утро. Во сне видел что-то важное, но не запомнил. Утро ничем не отличалось от предыдущего: дымный сухой неподвижный воздух, обещание дневного зноя, выгоревшая трава, поникшие от жажды кусты и деревья. Промочив горло тёплым чаем, заваренным вчера на костре, я собрался и покатил тележку на Крутые.

Километр я тащился минут сорок. Переправился, забрался на высокий берег и отдышавшись, сверху оглядел окрестности. Посадки, рощицы, поля и луга побурели, приблизившийся горизонт окутала плотная дымка. Солнце висело мутным горячим шариком. Отсюда стала видна вся излучина реки, изогнувшейся в этом месте почти под прямым углом. Под кручей зиял широкий раскоп, из которого с незапамятных времён селяне брали песок.

Спустившись вниз, я взял лопату и огляделся, вспомнив совет домового. Поковырявшись в разных местах с левого края карьера, я решил, что ближе к реке песок чище и лучше. Я перекатил тележку и начал её наполнять. Когда осталось кинуть пару лопат, крутая стенка карьера вдруг поползла и обрушилась. Едва успев отскочить, я всё-таки попал под край оползня. Откопал ноги, встал и с сожалением оглядел торчащие из кучи песка ручки тележки. Вот же непруха! Покачав головой, я поднял глаза повыше и забыл и про тележку, и про лопату, и вообще зачем сюда притащился. Ноги отяжелели, словно в них налили свинец, а губы вдруг пересохли. Я стоял и разевал рот, как рыба на берегу.

Обвал обнажил гладкую светло-серую матовую поверхность металла, над которой слегка дрожал воздух. На ровной слегка выпуклой поверхности не имелось ни малейших признаков ржавчины и коррозии, и даже грязь на ней не держалась. Открывшаяся поверхность явно была частью чего-то большего и не имела отношения к сельхозтехнике. Первое, что пришло в голову, это бомба или что-то из отголосков войны. Я поёжился, представив размер этой штуковины. Не-е-е, нафиг, нафиг, я в таких играх не участвую. Если эта хреновина рванёт, то от деревни и окрестностей в радиусе пару вёрст останется только воспоминание и ровное пустое пространство.

Постукивая зубами от избытка впечатлений, я с оглядкой осторожно откопал тележку и лопату и порысил на ту сторону речки и потом до дому. Мокрый, как мышь, через четверть часа я приткнул к своему забору тележку и поставил рядом лопату. В голове крутилось два вопроса: что это за хреновина и что теперь со всем этим делать?

Приблизился полдень. Забравшись в зенит, солнце палило немилосердно. Спасаясь от зноя, я облился из ведра колодезной водой и укрылся в доме. А что с того толку? В доме духота донимала даже больше, чем на дворе. Спрятаться от жары не удалось, как и от тревожных мыслей, но хоть спрятался от пекла.

Целый день я спорил сам с собой, то убеждая себя, что найденная на Крутых хреновина опасна, то доказывая, что нужно во всём этом разобраться. В конце концов, устав от этой бессмысленной дискуссии, я решил с утра сходить в деревню, вспомнив, что где-то там у старосты имелся городской телефон. Оставалось только решить, кому звонить, ментам, или в МЧС. Медленно и мучительно в раздумьях и сомнениях миновал день и расплавленной медью утёк за горизонт. Измученный жарой и неопределённостью я кое-как задремал и проснулся от слабого толчка в плечо.

— Эй, старик, — прошелестел тихий голос, — довольно дрыхнуть. Как там тебя, Егор, Юрий, Георгий, Жора,