Книга Николай Николаевич - Юз Алешковский

– Это, – говорит, – пусть тебя не тревожит.

И еще у него имелись тайные планы насчет моей малофейки.Обещал рассказать, как приступит к опытам. И, веришь, встал мой сопливый отэтих разговоров. Хоть сейчас начинай. А это мне не впервой. В лагере каждыйсотый не трухает, а остальные дрочат как сто. Другой подрочит и ходит три дня,как убитый, от самопозора страдает. И на всю жизнь себя этим переживаниемкалечит. Знал я Мильштейна Левку – мошенника. Тот вслух клятву не раз давал недрочить больше и не выдерживал. Отбой. Кожаные движки начинают работать, аЛевка зубами скрипит, борется с собой и затихает постепенно. Я его успокаивал.Организм, мол, требует, и нечего над ним издеваться, он ни при чем. Не будь емупрокурором.

Ну, ладно. Задумался я и спрашиваю про условия: сколько размне спускать, какой рабочий день, оклад и название должности в трудовой книжке.

– Оргазмы ежедневно, по утрам, один раз. Оформим тебятехническим референтом. Рабочий день не нормирован. Восемьдесят два рубля.После оргазма – в кино.

Я виду не подал, что удивился и даже охуел. Приду, –думаю, – струхну и на трамвай «аннушку» да в троллейбус «букашку». Вслучае, если погорю, – смягчающие обстоятельства – работал в институте.Согласился. Вечером сходил к старому урке, к родичу, международного класса ворбыл, пока границы не закрыли.

– Ты, – говорит, – Микола, в детстве говножрал, счастливчик, везунчик, но продешевил. Струхня ведь дороже черной икрыстоит. Почти как платина и радий. Пиздюк официальный ты! Я бы этим биологамхуевым поштучно свои живчики продавал. На то им и микроскопы даны –подсчитывать. Поштучно, блядь, понял?

Понял, как не понять. Жопа я и вправду. Ведь живчик – этосамый наш цимес. И на здоровье хуй знает как отразится.

– Не бзди, – говорю, – урка. Цену япостепенно подниму. Не фраер.

– Жалко, ведь нельзя разбавить малофейку, ну вроде каксметану в магазине. Тоже ведь товар бы был…

– Еб твою мать! – по лбу себя стукаю. – Япридерживать буду при спуске. А потом с понтом вторую палку сверх плана выдам.

– Не советую, – серьезно так говорит урка, –нельзя прерывать половое сношение хоть бы с Дунькой Кулаковой. Вредно. Я однубабу из-за этого разогнал. Только и вопила: «Кончай куда-нибудь в другоеместо!» – «Может, в среднее ухо?» – спрашиваю. «Все равно куда, лишь бы не вмутер!» – у меня на этой почве на ногах ногти почти перестали расти. Веришь?Пришлось разогнать ее. Так что уж кончай по-человечески! Тащи бутылку сполучки! Сдери с них молоко за вредность и скажи, что тех, кто кровь сдает,кормят бацилой Х после сдачи. Не будь фраером. В Америке пять раз струхнешь имашину покупаешь. Понял?

Ну, прихожу утром на работу, стараюсь, чтобы не рассмеяться.Стыдно немного, а с другого бока – хули, думаю, краснеть? Пускай ебучеечеловечество пользуется. Может, на пользу ему еще пойдет… Смотрю, а для меняуже малюханькую хавирку приготовили – метра три с половиной, без окон. Лампадневного света, тепло. Оттоманка стоит. На столе пробирка.

– Ну вот, Николай, твое рабочее место, – говоритКизма.

– Только договоримся – без подъебок, – отвечаю.

Кизма велел мне тут не развивать в себе какой-то комплекснеполноценности, а, наоборот, гордиться.

– Располагайся, приступай. После оргазма закрой пробкойпробирку.

– Чтоб не разбежались?

– Работай быстро и без потерь. Читал плакаты?

Я закрылся, прилег, задумался, вспомнил, как в побег ушли скирюхой в бабский лагерь и переебли там всех воровок, а те, кому не досталось,все больше фашистки и фраерши, трусы с нас сорвали и на части их разорвали,чтобы хоть запах мужской иметь под казенными одеялами. Вспомнил, а сопливый,как кобра под дудку головой в разные стороны водит. Я тогда ебся редко, сразуструхнул пол-пробирки. Целый млечный путь, как говорил мой сосед по нарам,астроном по специальности. На дружка струхнул, что он Землю за планету и за хуйне считает и в рот ее ебет, если на ней происходит такая хуета, что ни в какиеворота не лезет. Прости. Отвлекся. Несу пробирки Кизме.

– Ого, – говорит, – посмотрим, – и размазалнемного по стеклышку, а остальное в какой-то прибор сунул, весь обледенелый, ипар от него валит. Посмотрел Кизма в микроскоп и глаза на меня вытаращил,словно по облигации выиграл: – ну, Николай, – говорит, – ты –супермен! Сверхчеловек! Невероятно! Почему – не спрашивай. Потом поймешь. Ятебя поднатаскаю в биологии.

– Посмотреть-то можно?

– В другой раз. Сейчас иди. До завтра.

Ну, я вежливо говорю, что в Америке больше платят, ипитаться нужно после каждой палки от пуза, а то подрочу неделю и вся наукаостановится.

– А что бы ты хотел иметь на закуску? Учти: спродуктами сейчас трудно.

– Мяса грамм двести. Хлеб с маслом. Можно семечек.Стакан чаю покрепче.

– Зачем же семечек?

– Другой рукой можно грызть от скуки.

– Семечек не будет. А насчет мяса похлопочу. Мой шеф –академик – вегетарианец. Возьму его карточку. Он большое значение будет тебепридавать.

– И зарплату увеличить надо. Из своего кармана, что ли,платишь?

– Увеличим. Вот организую лабораторию, ставок выколочупобольше, и увеличим. Хорошо будем платить за твою малофейку. Злая она у тебя,Николай. Ну, иди, а то живчики передохнут. Вахтеру скажи, что наряд наосциллографы идешь получать.

– На чернуху я мастер, не бздите.

Иду по институту, и в первый раз во мне совесть заговорила.Ишачат все эти доктора, кандидаты и лаборанты, а я подрочил себе вудовольствие, и готово. Иду домой. Неловко как-то получается. А с другойстороны, малофейка науке нужна и всей стране, значит. И рабочий день тут ни причем. Я аккордно на своем тромбоне работаю, курва. И вообще, это не совесть моязаговорила, а жалко тех, кто ишачит. Вот только на дремоту повело после дроча.И воровать лень.

Пошел в бар пиво пить с черными сухариками. Кстати, учти, отпива стоит, надо лишь о бабе думать после пяти кружек, а не насчет поссать. Какпоссышь, стоять не будет. Как же не поссать, говоришь? Внушать себе надо уметь.Вон, которые в Индии живут, даже не серят по месяцу и больше, а ссаки в потпревращаются и в слезы. Я так полагаю, что по-научному, по-нашему,по-биологицки, кал, то есть, говно, у этих йогов в запах превращается. Ну вот,скажем, как спирт: не закроешь его, он и выдохнется. Только спирт быстровыдыхается, а говно долго. В нем, говне, молекула другая и очень вонючая,гадина такая. А уж про атом говенный и говорить нечего. Он, блядюга, и нерасщепляется, наверное, в синхрофазотроне. Между прочим, спрошу у Кизмы, чтобудет, если он расщепится. Верняк – мировая вонь, запахнет до облаков. Ты пей.Спиртяга высшей чистоты. Мне на месяц два литра выдают, хуй перед оргазмом дезинфицировать.Ну, я экономию навожу. Ведь как дело было. Кизме и остальным всем выдают спирт,а мне нет. Ну уж, хуюшки, думаю, и в пробирку грязи наскреб с каблука. Нефраер. Кизма сразу тревогу забил.