Книга Тимофей: блокнот. Ирка: скетчбук - Нина Дашевская

Я вдруг увидел в конце коридора кулер с водой и обрадовался. Не то чтобы очень хотелось пить, но есть оправдание: я вышел за водой, у меня дело!

Перед кем оправдание? Тим, ты что?!.

Когда я вернулся со стаканчиком к своему номеру, дверь была заперта. Ну конечно, я же ключ не взял! Я пнул эту дверь и сел на пол, внезапно ослабели колени. Так. Я же не дурак, я знаю: надо спуститься вниз и попросить другой ключ. Сказать: вышел за водой и… Почему я так боюсь всегда разговаривать с незнакомыми людьми? С продавцами, с охранниками, с этими девушками, которые ключи выдают…

Обозвал себя тряпкой, залпом выпил воду и пошёл за ключом.

Оказался наконец в своём номере (как в убежище!) – бросился к телефону. Не работает. Вот чёрт!

Я выключил свет и стал смотреть в окно. Просто – смотреть в окно. А что ещё делать? Что мне делать, до завтрака ещё семь часов, сна ни в одном глазу.

За окном снег и огни, огни. Дороги, дома, крыши в снегу. Светофоры переключаются с зелёного на красный одновременно – такой танец огней, и редкие машины едут: жёлтые фары навстречу и удаляющиеся красные огоньки. Красиво вообще.

Прямо посередине всего этого балета огней – большая зелёная вывеска, горят неоновые буквы: «ИЮЛЬ». Торговый центр. Тоже догадались назвать – не знали, что зима будет? Июль. А вокруг снег, снег и фонари, и чёрное небо. Нет, не чёрное, светло-фиолетовое – отражает свет города. Звёзд здесь не увидишь.

Так. Ну, посмотрел в окно. Можно, конечно, ещё в душ, можно даже ванну сделать, раз никого нет! Я дёрнул свой телефон в пятисотый раз и подумал – я такой зависимый, да? Раньше не знал. Что, мне одиночество нужно, чтобы играть в телефон? Только?!.

Даже книги бумажной не взял ни одной, только в телефоне есть…

«Обещаю, если он заработает – не буду играть, а только читать, только! Пожалуйста!» Чёрный экран, в нем отражается моё глупое лицо.

Я часто так обещаю неизвестно кому. Будто где-то сидит некий торговец и считает: если ты от чего-то откажешься сам, то он тебе выдаст что-то другое. Иногда работает, кстати. Но сейчас нет.

Я лёг на кровать и стал думать. Вот я, Тимофей. Получил одиночество в полном объёме. И не знаю, что с ним делать! Так-то играл бы в телефон… А без телефона я что? Кто?..

Загудели, заворчали водопроводные трубы. Я не сразу понял, что это, вздрогнул. Страшно как-то они гудят.

…А ведь ещё сегодня мы были на экскурсии в доме-музее писателя Мышевского, и нам рассказывали про его трудную жизнь. А я всё думал: четыре комнаты, и он в них один. Кухарка ему готовила. А он – вот, пожалуйста: вид на реку, пиши сколько хочешь, записывай, что у тебя в голове! Так бы и я смог, если бы не отвлекали, не дёргали каждую минуту!

Я резко сел на кровати. Смог бы? А кто сейчас мешает?

У меня нет телефона. Но у меня есть ручка, вот лежит, с логотипом отеля. Я поискал бумагу – не нашёл, только рекламные листовки. На туалетной писать? Нет, она мягкая и рвётся под ручкой. Но у меня есть блокнот с шерстяной обложкой, я его купил Леське в подарок. Она любит такое – пишет всё время то «философские мысли», то сочиняет истории «про девочку и пони».

Ладно, потом ей другой куплю. Мне нужнее сейчас.

Открыл первую страницу.

Что писать?

«Я странный человек», – написал я. Зачеркнул. Ничего во мне нет такого уж странного, не заслужил. «Я неинтересный человек». Ну, что теперь.

Не смог бы я, даже если бы у меня были четыре комнаты, вид на реку, и кухарка, и посуду не мыть. Я только и умею, что играть в телефон.

…Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Сна не было. Города с кровати не видно, только небо отсвечивает. Кажется, вокруг только и есть, что снег, снег. И посреди снега – наша гостиница, совершенно пустая. В ней занят один номер, и в нём лежу я. Единственный во всём мире и довольно бесполезный человек на краю земли.

«Один человек жил на краю земли», – вдруг подумал я. И дальше: «Он жил совсем один в маленьком домике». А потом тихо-тихо, чтобы не спугнуть, включил свет и открыл блокнот.

* * *

«Надо бы сходить в город», – иногда думал он. Но что это за город, где он, и откуда вообще это слово у него в голове, он не знал.

Человек иногда думал: что там, внизу? Бесконечную снежную равнину никак не пройти, а край земли рядом. Только один способ узнать, что там, за краем. Но к этому способу человек пока не готов. Потому что ему почему-то кажется: там нет никакого чая в брикетах. И дома. И даже снега. Возможно, там вообще ничего нет. А человеку не хочется менять свой чай, дом и снег на ничего.

Непонятно, откуда взялся этот текст в моей голове. Я будто видел картинку: снег, край земли и этот человек. В словах иногда возникали сомнения: «далеко-далеко, сколько хватает глаз» – так можно сказать? Или получается, что это «далеко-далеко» выложено разноцветными глазами? «Сколько хватает взгляда»? Тоже по-дурацки, лучше оставлю «глаза», кажется, так говорят.

Потом я вдруг очень устал и заснул крепко-крепко, без снов.

На следующий день всё хотелось открыть блокнот – правда ли, что я начал что-то такое, не приснилось? Но было совершенно некогда, я таскал его в кармане и открыть при других стеснялся.

Начались соревнования. Сам я играл хуже некуда, сразу вылетел. А в паре меня поставили со Степановым. Он единственный из всех, кто в паре не орёт на меня. Просто старается играть за двоих, молча.

А тут, когда мы проиграли первый сет на моих подачах, он подошёл ко мне близко-близко, зрачки у него сузились до точки, и сказал тихим шёпотом:

– Тимофей! Ты можешь сосредоточиться на игре? Только на игре! Ты же нормально играешь!

Никто мне раньше не говорил, что я играю нормально; я знаю, что слабый спортсмен. Но тут я и правда постарался ни о чём больше не думать, только о воланчике. Как он не должен коснуться пола.

И мы неожиданно выиграли. Конечно, просто потому, что Степанов играл, как терминатор.

В общем, я думал, в первый же день вылечу с соревнований. Но мы со Степановым в итоге вышли в полуфинал и заняли почётное четвёртое место. «Вот гадство», – сказал он и в раздевалке треснул кулаком о скамейку.

– Это из-за меня. Если бы ты с Крюком в паре играл или ещё с кем – был бы в призах, – сказал я.

– Нет. Я играл с тобой, и мы заняли четвёртое место. Я и ты поровну. И никаких если.

Он уже ночевал со мной в гостинице, и я даже немного пожалел: при нём блокнот не откроешь. А я, кажется, знал, что дальше. Потому что на улице, у самого входа в гостиницу, стояла большая картонная коробка, оклеенная скотчем. Её заносило снегом. Потом, наверное, кто-то забрал её. Я пропустил этот момент: отвернулся, а её уже нет. Довольно большая коробка.

В автобусе я сел со Степановым и думал: можно сказать, что он мой друг? Наверное, нет. Хорош друг: сказал не больше десятка слов, пока мы жили вместе. Но обычно с ним никто никогда не сидит. А тут мы рядом.