Книга Питер Пэн и Ловцы звезд - Ридли Пирсон

Мальчишки переглянулись. Крысы?

— Ничего, это поможет им соблюдать дисциплину, — сказал Гремпкин.

И для иллюстрации своих слов он, не глядя, отвесил оплеуху — кому достанется. Досталось Прентису: он был новеньким и еще не успел понять, насколько неразумно стоять справа от Гремпкина.

Прентис охнул.

— Сэр, — спросил Джимми, — неужто на корабле есть крысы?

— Не вздумай с ними играть! — сказал Сланк, дав Джимми по уху. — Из них получается отличное угощение, когда припасы заканчиваются.

— Припасы заканчиваются? — переспросил Толстый Тэд. Ему вдруг совершенно расхотелось на корабль. — И что тогда?

Сланк дал и ему в ухо, а затем пояснил:

— Тогда мы выбираем самого жирного, такого как ты, например. И съедаем его. Это гораздо лучше, чем крысы. Можешь мне поверить.

Гремпкин одобрительно кивнул. Теперь он не сомневался, что передал мальчишек в надежные руки.

Питер огляделся по сторонам, выискивая, где бы спрятаться, если удастся удрать. Он увидел магазин, торговавший шкивами и пеньковой веревкой, и две таверны — «Соленый пес» и «Песня русалки». Русалки? — мимолетно удивился Питер. Повсюду, куда бы он ни взглянул, сновали матросы и портовые рабочие, грубые люди, без капли сочувствия в душе и скорые на расправу. Он не сделает и десяти шагов, как кто-нибудь из них схватит его за шиворот и надает оплеух — если, конечно, Сланк не опередит их всех.

— Я поехал обратно в приют, — сказал Гремпкин.

Он уже направился к экипажу, но вдруг остановился, оглянулся и сказал:

— Вы там смотрите, будьте поосторожнее.

Это были самые добрые слова, которые Питер когда-либо слышал от Гремпкина.

— Ладно, — сказал Сланк, когда Гремпкин снова повернулся к экипажу, — давайте, салаги, поднимайтесь на борт. Мы ждем еще один груз, а после этого сразу отплываем.

Питер взглянул на красивый корабль, стоящий дальше у причала. К нему шли несколько солдат, вооруженных ружьями с примкнутыми штыками. На солдатах были новенькие, с иголочки мундиры и надраенные до блеска сапоги. Они сопровождали повозку, на которой лежал один-единственный сундук, черный, обмотанный цепями и запертый на множество замков.

Мальчишки в первый раз как следует присмотрелись к «Гдетотаму», и их охватила нерешительность. Корабль был не таким большим, как они думали, и выглядел еще хуже, чем экипаж, на котором они добрались до порта: потертые веревки, облезающая краска, зеленая слизь, покрывающая борта, и ползающие по ней рачки.

— Пошевеливайтесь! — прикрикнул Сланк.

— Я не умею плавать, — прошептал Джимми.

— Все будет хорошо, — сказал Питер. — Ведь хуже, чем в приюте, быть не может.

— Нет, может, — возразил Толстый Тэд. — Когда еда заканчивается.

— Акулы, — напомнил Том. — Крысы.

— Все будет хорошо, — повторил Питер и, поскольку он был вожаком, первым зашагал вверх по сходням, хотя в голове у него по-прежнему крутилась мысль: как бы сбежать, пока корабль еще не отплыл?

ГЛАВА 2 Второй сундук

Там же, на пристани, неподалеку от «Соленого пса» и «Песни русалки», в темном, мрачном складе возились два человека. Огромные двери склада вели на причал, к кораблям, готовящимся к отплытию.

— Ну что, все? — спросил Альф — тот, который был повыше.

Нос его формой и размером напоминал некрупный шампиньон.

— А то я бы выпил немного грогу.

Альф, как и любой матрос, всегда был не прочь выпить немного грогу.

— Нет, — отозвался Мак. — Сланк велел, чтобы мы отнесли на борт еще одну штуковину. Вон ту.

Мак, невзирая на худобу, был не слабее других матросов «Гдетотама»; на шее у него была вытатуирована голова змеи, туловище которой исчезало под воротником давно не стиранной рубахи.

Мак указал в угол склада, где стоял какой-то громоздкий предмет, накрытый куском грязной парусины. Матросы устало побрели туда. Мак стянул парусину. Под ней оказался сундук самого заурядного вида, из неструганых досок. Но отчего-то этот сундук был обмотан толстой цепью и заперт на два — нет, на три! — висячих замка.

Альф оглядел сундук и задумался.

— Это, случаем, не тот самый, который принесли солдаты сегодня утром? — спросил он.

— На вид похож, — отозвался Мак. — Но не тот. Принесли два сундука сразу. Черный солдаты погрузили на «Осу». Тяжеленный он был, словно свинцом набитый. Потом Сланк отвел меня в сторонку и велел, чтобы мы перетащили этот на нашу посудину — только очень осторожно. Его надо как следует замотать в парусину и пронести по главному трапу, словно это вещи кого-то из пассажиров. И еще Сланк сказал, если мы все сделаем как надо, он нам даст два шиллинга сверх жалованья.

— На каждого? — уточнил Альф.

— На каждого, — подтвердил Мак.

— Ну, тогда ладно, — сказал Альф.

Не тот он был человек, чтобы задавать лишние вопросы, если речь шла о двух шиллингах.

— Давай его заматывать, — сказал Мак. — Приподними его, а я подсуну парусину снизу и протяну веревку.

— А почему бы тебе его не приподнять? — поинтересовался Альф.

— Альф, ты же знаешь, как у меня болит спина — пожаловался Мак.

— Да уж не больше, чем у меня, — проворчал Альф.

— Но я первый сказал! — начал сердиться Мак.

Альф вздохнул. Чем дольше они спорили — а Альф по опыту знал, что на эту тему Мак способен пререкаться часами, — тем меньше у него оставалось шансов выпить грогу прежде, чем корабль поднимет паруса.

— Ну ладно, — согласился Альф и, присев, схватился за край сундука.

Альф был человек простой, и желания у него были простые.

Он ничего лишнего не хотел от жизни: было бы что пожевать да место, где можно поспать не под дождем, — ну и побольше грогу, конечно. Альф никогда не бывал по-настоящему счастлив, да и не надеялся на это.

И потому он оказался не готов, абсолютно не готов к тому, что произошло, когда его загрубевшие, мозолистые руки коснулись сундука.

Сначала он ощутил тепло: оно разлилось по рукам, оттуда перетекло в спину и ноги. И повсюду, где проходила эта теплая волна, возникало замечательное ощущение — будто садишься в ванну. В следующий миг боль в несчастной согнутой спине — ноющая боль, терзавшая Альфа почти с самого первого дня его матросской службы, — исчезла.

И боль в натруженных ногах — тоже. Исчезла бесследно!

Потом он почувствовал кое-что еще — запах. Это был запах цветов.

Весеннего луга после дождя. Свежеочищенного апельсина.

Корицы, и меда, и хлеба, только что вынутого из печи. И еще один запах, еще более чудесный, чем все остальные, — только Альф не мог его распознать. «Будто ночью пахнет», — подумал он.