Книга Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц

В конце вымощенной каменными брусками подъездной дорожки, поворачивая налево, Райан притормозил, чтобы взглянуть на дом. Красная черепица крыши, облицованные плитами известняка стены, бронзовые оконные рамы, стеклянные панели, сверкающие на солнце, как драгоценные камни.

Горничная в накрахмаленной белой униформе открыла двери на втором этаже: проветривала большую спальню.

Садовник подрезал один из кустов жасмина, растущих у центрального входа.

Менее десяти лет понадобилось Райану, чтобы сменить крохотную квартирку в Анахайме на особняк в Ньюпорт-Коуст, высоко над Тихим океаном.

Саманта могла устроить себе выходной по собственному желанию: писатели сами определяют рабочие часы. Райан мог не работать, потому что разбогател.

Сообразительность и трудолюбие вознесли его с самого низа на вершину. Иной раз, если он вдруг вспоминал, кем был и кем стал, пройденный путь поражал его самого.

Подъезжая к воротам огороженного поселка, на территории которого находился его дом, и спускаясь с холмов к Ньюпорт-Харбор, где покачивались на сверкающей под солнцем воде тысячи яхт, Райан несколько раз позвонил по делам.

Годом раньше он ушел с поста главного исполнительного директора компании «Быть, чтобы делать», которую превратил в самую популярную социальную сеть Интернета[4]. Будучи владельцем основного пакета акций, он остался в совете директоров, но отказался занять пост председателя.

В эти дни он занимался главным образом творчеством. Создавал новые программы, с помощью которых его компания могла расширить спектр услуг, предлагаемых пользователям. И пытался убедить Саманту выйти за него замуж.

Райан знал, что она его любит, но что-то удерживало ее, не позволяло ответить согласием. Он подозревал, что гордость.

Тень его богатства накрывала очень уж плотно, и Саманта не хотела в ней раствориться. Хотя никогда об этом не говорила, он знал, что она надеялась достичь успеха в писательстве, чтобы, выходя замуж, не уступать ему по части творчества (финансовая сторона – не в счет).

Райан проявлял терпение. И настойчивость.

Покончив с телефонными звонками, он по мосту съехал с Тихоокеанской береговой автострады на полуостров Бальбоа, который отделял бухту от океана. Направляясь к дальнему краю полуострова, слушал классический «ду-воп»[5], музыку не столь старую, как «Вуди Вэген», но вошедшую в моду задолго до его рождения.

Припарковался на тенистой улице и оставшиеся до пляжа полквартала прошел пешком, с бордом в руках.

Океан ритмично молотил берег.

Саманта уже ждала его «там, где всегда». В этом месте они впервые вместе плавали на бордах, на полпути между входом в бухту и пирсом.

Ее расположенная над гаражом квартира находилась в трех минутах ходьбы. Так что пришла она с бордом, пляжным полотенцем и небольшой сумкой-холодильником.

Хотя он попросил Саманту надеть красное бикини, она остановила свой выбор на желтом. Он надеялся, что так и будет, но если бы упомянул желтое, она могла прийти в красном, синем или зеленом.

Само совершенство, прямо-таки мираж, со светлыми волосами и золотистой кожей, она напоминала желанный оазис на широкой полосе залитого солнечным светом песка.

– Что это за сандалии? – спросила Саманта.

– Стильные, правда?

– Они – из старых покрышек?

– Да. Но они высшего качества.

– Ты также купил и шляпу, изготовленную из ступицы?

– Тебе они не нравятся?

– Если один лопнет, автомобильный клуб привезет тебе замену?

Райан скинул сандалии.

– Я ими доволен.

– И как часто их нужно надувать и балансировать?

Мягкий и горячий, песок пересыпался под пальцами, но стал твердым и прохладным, едва они добрались до того места, где его укатывал прибой.

– Я выброшу сандалии, если в следующий раз ты наденешь красное бикини, – пообещал он, когда они вошли в воду.

– Ты же хотел, чтобы я пришла в желтом.

Он попытался скрыть удивление такой вот проницательностью.

– Тогда почему я попросил тебя надеть красное?

– Потому что ты только думаешь, что понимаешь меня.

– Но я – открытая книга?

– Моргунчик, в сравнении с тобой самая простенькая сказочка доктора Зюса[6]сложна, как Достоевский.

Они положили борды на воду и, улегшись на них, погребли от берега.

– Насчет Зюса – это оскорбление?! – крикнул Райан, перекрывая шум прибоя.

Ее серебристый смех напомнил Райану сказки о русалках.

– Никакое не оскорбление, сладенький. Поцелуй в тринадцать слов.

Райан не стал пересчитывать все слова, отделявшие Моргунчика от Достоевского. Саманта все замечала, ничего не забывала и могла дословно воспроизвести разговоры, которые они вели несколькими месяцами ранее.

Иногда она его пугала, не только влекла. И, наверное, жаловаться на это не следовало. Саманта не могла стать ни предсказуемой, ни скучной.

Волны следовали одна за другой на равных расстояниях, словно грузовые вагоны, по четыре-пять кряду, а потом наступало относительное затишье.

В один из таких моментов Райан и Саманта вывели борды в зону ожидания[7]. Там оседлали их, готовясь к подходу первой высокой волны.

Здесь, с гораздо более близкого расстояния, океан уже не казался Райану таким же спокойным и синим, как из окон его дома на холмах. Сменил цвет на густо-зеленый, бросал ему вызов. Приближающаяся волна напоминала спину левиафана, размером превосходящего тысячу акул, рожденного в глубинах, но теперь поднявшегося наверх, чтобы проглотить залитый солнечным светом мир.