Книга "Посмотрим, кто кого переупрямит...". Надежда Яковлевна Мандельштам в письмах, воспоминаниях, свидетельствах - Павел Нерлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти личные обстоятельства, а также конец “оттепели”, крах Пражской весны называются в числе основных причин, заставивших Мандельштам порвать с историческом оптимизмом и верой в победу гуманизма[955].
Однако, на наш взгляд, такая трактовка не совсем логична.
Действительно, утрата Мандельштам близкого окружения сделала тональность “Второй книги” очень категоричной в плане личных характеристик. Этот вопрос подробно освещен в литературе. Но можно ли однозначно утверждать, что именно прекращение хрущевской “оттепели” в СССР заставило Мандельштам пересмотреть свою веру в гуманизм? Она действительно была разочарована тем, что десталинизация и переоценка ценностей продвинулись не слишком далеко. Как было показано выше, всё это было известно и понятно Мандельштам еще в первой половине шестидесятых годов, однако на тот момент для нее это не было признаком разворота вспять. Один из первых вариантов “Второй книги” был написан в оптимистическом тоне, продолжавшем позитивный настрой “Воспоминаний”.
Меняя свои оценки, Н. Я. Мандельштам учитывала не только события, связанные с политикой советского правительства. Она смотрела на происходящее внутри страны с глобальных пози ций. Все главные свои разочарования и повороты в мировоззрениях она обосновывала ссылкой на внешнеполитические события. Так, на отказ от окончательной реабилитации Мандельштама, по ее мнению, повлияли события 1956 года в Венгрии[956]. Убийство Кеннеди навело Мандельштам на мысль, что мир стоит накануне новых испытаний, о чем она сообщает в пространном письме Ахматовой в январе 1964 года.
Другая важная черта меняющегося мировоззрения Надежды Мандельштам в шестидесятые годы – приобщение к православию и интенсивное освоение христианской литературы, чтение тех книг, которые знал и любил ее муж. В другом письме к Ахматовой (декабрь 1961 года) она делает мечтательную заявку на написание книги “Русская философская школа. В. Соловьев. Теория нравственности и познания” и планирует прочесть “Столп и утверждение истины” о. П. Флоренского[957]. В Пскове она поддерживает тесное знакомство с отцом Сергеем Желудковым[958]. Активное приобщение к православию приводит, в конечном счете, к радикальной смене настроения.
Новое настроение Н. Я. Мандельштам, с которым она садится писать “Вторую книгу”, всё пронизано ожиданием конца света. Она активно цитирует религиозную литературу, вводит в свой лексикон богословские термины, такие как богосыновство, хилиазм, эсхатология и т. п. Похоже, что решающий перелом в политических оценках действительно произошел в 1968 году, но дело не в Пражской весне, а в событиях, происходивших в то время в западных странах: “Но каждый день подрывает надежду, потому что новые поколения на Западе ничему не верят и не хотят задуматься о чужом опыте. Их слепота, равнодушие и идиотический эгоизм приведут Запад к тому, что мы испытали, только сейчас это несравненно опаснее, хотя бы потому, что не локализуется в определенном участке, а распространяется и покрывает всю землю отрядами, которые по заданиям начальства стреляют в окна, в людей, в душу человеческую, надевают на мыслящую голову китайскую каменную шапку, проламывающую череп, и рубят кисти рук тем, кто играет на рояле”[959].
Н. Я. Мандельштам предсказывает дегуманизацию и на Западе, открыв для себя массовое движение хиппи, называя их “мальчиками с длинными волосами”. “Новые левые” во главе с не навистным ей Жан-Полем Сартром, кажется ей, подталкивают своей философией повторить на практике всё то же самое, что пережили и отчего пострадали Надежда и Осип в двадцатые – тридцатые годы в СССР. С оптимизмом и верой в светлое будущее у Надежды Мандельштам отныне покончено навсегда, на что еще в начале семидесятых годов обратила внимание английская журналистка Э. де Мони.
Н. Я. Мандельштам разочаровывается в прежних ожиданиях и уходит в церковь. В семидесятые годы она одна из активных прихожанок церкви Сретения Господня в Новой Деревне, где служил о. Александр Мень[960]. Отныне только священников и женщин она считает носителями ценностей, не признавая более никакой правоты за гуманизмом[961]. С молодым поколением она больше не связывает никаких надежд и полагает, что оно, вдохновляясь Лениным, вновь обратится к террору.
Итогом такой переоценки взглядов стали глубокое разочарование в окружающей действительности и потеря веры в лучшую судьбу для страны, что нашло отражение в позднейших интервью и беседах с друзьями из ближнего круга Н. Я. Мандельштам.
В конце жизни, перечитывая в 1977 году свои “Воспоминания”, она лапидарно подводит итог эволюции своего мировоззрения: “Оптимизма у меня нет ни на копейку, хотя сейчас жить легче, чем когда-либо”[962].
(Составление П. Нерлера)