Книга Канцелярская крыса - Константин Сергеевич Соловьев

её нашёл…»

Он затаил дыхание, наблюдая за тем, как махина дирижабля поднимается всё выше и выше, вливаясь в бурлящий и рокочущий небесный океан, сотрясаемый штормом. Где-то внутри неё, привалившись к окровавленной палубе, сидело уставшее чудовище. Сделавшее то, на что оказался неспособен истинный Гилберт Уинтерблоссом. Разорвавшее проклятье. Пошедшее наперекор самому Новому Бангору.

— Он не отпустит тебя, — прошептал Герти в кипящую пустоту перед собой, — Нельзя победить того, кто придумывает правила. Нельзя сразить Левиафана.

Какое-то время ему казалось, что «Граф Дерби» так и растворится в грозовом небе. Он до хруста сжимал холодный поручень мачты, не думая даже о том, что станется с ним самим, ударь в неё молния. Он смотрел вверх, изнывая от благоговения и ужаса одновременно.

Белая вспышка в небе показалась совсем не яркой на фоне расцветающих то и дело молний. Но Герти заметил её. Быть может, только потому, что знал, куда смотреть.

«Граф Дерби» медленно падал, объятый трепещущим белым пламенем, которое неспешно распространялось по аэростату, делая его похожим на распускающийся в ночном небе причудливый цветок. Дирижабль нёсся к земле в ореоле дрожащего света, распространяемого полыхающим под его обшивкой водородом. Внутри него, должно быть, сейчас царил настоящий ад. Занимались огнём комфортабельные каюты, по коридорам полз удушливый чёрный дым, палуба под ногами дрожала так, что вылетали прочь стальные заклёпки… Но со стороны это выглядело как бесшумно распускающийся бутон, медленно тлеющий, пережигающий сам себя, и опадающий…

Герти с удивлением ощутил на своём лице слёзы. Злые и острые, как осколки вдавленного в кожу стекла. Не кровь, не дождевая вода.

— Дрянь! — закричал он, грозя громыхающему небу кулаком, — Ненавижу тебя! Значит, только по правилам? Не мог его отпустить, да?

Небо, словно в насмешку, ответило ему очередным ударом грома, но более приглушённым, чем остальные. Ударившая следом молния показалась Герти бледнее, чем предыдущие. Ледяная плеть дождя, хлещущая по лицу, стала осекаться, точно выскальзывая из безвольной руки. Спустя ещё несколько минут он увидел в грохочущем океане бури прорехи, сквозь которые можно было разглядеть серебристую сыпь. Звёзды.

Отгрохотав и выпустив накопленную ярость, гроза отступала от острова. На глазах у Герти из-за облака показалась луна — идеально круглое янтарное блюдо, похожее на насмешливый глаз какой-то огромной рыбы, мелькнувший в приливной волне.

Охотники на Левиафана (6)

Герти пришёл в себя лишь на рассвете, сам толком не зная, где провёл остаток ночи.

Окружающее он стал сознавать лишь тогда, когда на мостовую лёг грязно-серые предрассветный отпечаток, заявляющий о пришествии нового дня. Скоро он превратится в обжигающий жар солнца, беспощадно стекающий на улицы города и пропитывающий Новый Бангор до самого основания, до самых погребов. Ещё один день в Полинезии, жаркий, душный и пыльный.

Герти устало улыбнулся этому новому дню, пока ещё серому и зыбкому. Он сам не заметил, до чего замёрз. Неудивительно, учитывая, что от рубашки не осталось даже лохмотьев. Крайне сомнительный вид имели и ботинки, брюки же попросту превратились в прилипшие к ногам лохмотья.

Он чувствовал себя опустошённым и выжатым, как бельё, пропущенное через паровой барабан прачечной, но удивительно спокойным. Как будто весь его внутренний мир съёжился до размеров небольшой тихой комнаты, почти лишённой обстановки и совершенно безлюдной. Настолько, что можно с упоением наблюдать за парящими в луче солнца пылинками или с наслаждением слушать стук капель из крана. Должно быть, похожим образом себя ощущают душевнобольные, вынырнувшие из пучины беспамятства, но не сознающие, кто они и где находятся. Спокойное, немного болезненное, умиротворение, как никогда подходящее к разгорающемуся, но пока холодному рассвету.

— Ты выиграл… — бормотал Герти, куда-то бредя и почти не глядя по сторонам, — Сукин ты сын… Тебя ведь невозможно обмануть, да? Высшую силу не обманывают. Что ж, понимаю. У Бога нельзя выиграть в кости. Ты просто забавляешься, верно? Просто вертишь свои дурацкие стрелки, как придётся, и наблюдаешь за тем, как ползут складки реальности… Как ползут волны… Прекрасное занятие, если подумать. Я бы тоже занялся чем-нибудь таким, если бы не был клерком.

Рассвет быстро брал своё. Ночные лужи таяли на глазах, оставляя серую сырость камня. Взъерошенные ночной бурей деревья как-то сами собой приглаживались. На улицы Нового Бангора выбирались его обитатели, всё ещё с опаской поглядывая на небо и качая головами при виде разбитых окон. По соседней улице дребезжал локомобиль молочника, чихающий на каждой остановке. Из подворотен выбирались коты, имеющие, как всегда на рассвете, особенно тревожный и подозрительный вид. Загудела в отдалении мостовая, должно быть, где-то под землёй уже спешил, пыша нечеловеческой злобой, первый демонический поезд. Дворник, пытающийся вправить сорванную с петель дверь, взглянул на Герти с явственной неприязнью…

— Шатаются тут господа из Шипси… — пробормотал он сердито, — Видно, и котелок уже пропил…

Герти лишь улыбнулся ему. На слова сил не оставалось. Как и на мысли. Ноги сами несли его вперёд, а куда — он сам не знал. В сущности, ему было плевать на это. В какую из четырёх сторон света не поверни, направление будет одно и то же.

Лишь когда ноги сами собой остановились, Герти встрепенулся, немного придя в себя. Он стоял возле чьей-то двери, даже не сознавая, чьей именно. Получившие свободу ноги, кажется, отнесли его по знакомому маршруту, но вот куда?.. Голова была набита комьями смоченной в эфире ваты, мысли между ними совершенно не проходили.

Канцелярия? Нет. Канцелярию он сразу узнал бы, даже если бы находился в бреду или при смерти. «Полевой клевер»? Нет, там была стеклянная веранда, он хорошо помнил, да и район города, как будто, не похож… Куда это его занесло?

Осознав, куда, Герти расхохотался. Прохожих в этой части города не было, так что никто даже не обернулся в его сторону. Повезло, иначе могли бы и забрать в полицию.

Дверь, к его удивлению, была не заперта. Отворив её, Герти ступил внутрь. Утренний полумрак просторного дома показался ему неимоверно приятным. Пахло так, как пахнет обычно в пустующем доме, пылью, старым лаком и деревом.

— Кто это? — тревожным голосом спросил кто-то из соседней комнате, — Кто пришёл?

— Гилберт Уинтерблоссом! — отозвался Герти.

Мистер Питерсон вышел в прихожую шаркающей походкой, неловко переставляя ноги. Выглядел он непривычно вялым, даже измождённым.

— Кто?..Ах, да. Конечно, немедленно заходите, мистер Интерфлосс, прошу вас. Не желаете ли горячего чаю с овсяным печеньем? Заходите, заходите… Как приятно снова вас увидеть, мистер Интерфлосс! Вы совсем позабыли про своего приятеля Питерсона, а! Не видел вас уже тысячу лет!

Питерсон вёл себя странно. Он держался суетливо и, вместе с тем, неуклюже, двигался неловко, постоянно извинялся и теребил руки. Взгляд у него был добродушным и чистым, но каким-то мигающим и щурящимся, как у старой леди, забывшей свои очки. Что-то