Книга Канцелярская крыса - Константин Сергеевич Соловьев

обнажая грязную тощую щиколотку. И на миг замерли, встретившись с тем, что никак не ожидали обнаружить под истрёпанной грязной тканью. С чем-то вроде повязки из прочной поскрипывающей кожи, назначение которой ещё несколько мучительно-долгих долей мгновения оставалось непонятным.

«Вот, что натирало мне ногу, — была первая мысль, — А ведь я был уверен, что снял эту штуку раньше…»

Вторая мысль, неспешная и столь же никчёмная, тянулась слишком долго. Обрывая её, Герти позволил пальцам и дальше действовать самостоятельно. Не стесняемые более ничем, они справились наилучшим образом. Потащили, надавили, повернули…

— Ах ты дрянь, — изумлённо выдохнула Гиена, всё ещё стоящая с занесённым ножом над Герти, — Ах ты фальши…

Сдвоенный выстрел из дерринжера прозвучал почти беззвучно — раскат грома скрал звук едва ли полностью, оставив лишь приглушённый хлопок вроде того, что бывает, если чересчур поспешно откупорить бутылку игристого вина. В первое мгновение Герти даже показалось, что никакого выстрела не было. Осечка. Ещё одна насмешка Левиафана.

А потом он увидел лицо Гиены.

Она отчего-то не пыталась опустить занесённый нож. Состоящая из лоскутов маска на миг разгладилась, а глаза в её щелях, прежде блестевшие влажным звериным торжеством, сделались как будто задумчивы и… Спокойны. Впервые за всё время — спокойны.

— Фальшивка, — неожиданно тихо произнесла Гиена, сглатывая. Губы её начали мелко подрагивать, — Это было нечестно. Он ведь тебе подыграл, да?

Уронив нож — тот жалобно задребезжал по металлической палубе — Гиена прижала руку к животу. Наверно, рука была в чём-то испачкана, потому что ткань под ней мгновенно стала мокрой.

— Это всё… нечестно, — Гиена с недоумением посмотрела на собственную руку, — Так не должно было. Неправильно.

Из её живота на палубу плеснуло красным. Потом ещё раз. Кровь толчками выбивалась из Гиены, оставляя вокруг его стоптанных башмаков грязно-алые разводы. Герти подумалось, что стюардам «Графа Дерби» придётся немало повозиться, чтобы убрать всё это…

Гиена упала неподалёку от самого Герти, зашипев от боли. А может, от ярости. Перестав быть опасной, она мгновенно сделалась жалкой, как всякий умирающий зверь. С трудом поднявшись, Герти некоторое время смотрел на неё, елозящую по палубе тощим телом. Бесполезный дерринжер с обоими разряженными стволами сам выпал из его руки.

— Ты сам виноват, — сказал Герти, обращаясь к своему близнецу в маске из вздувшейся багровой кожи, перехваченной дратвой, — Мы могли закончить всё это иначе. Но ты всё сделал неправильно. Я всё сделал неправильно.

Гиена ухмыльнулась. Даже поверженная, корчащаяся в луже собственной крови, она смотрела на Герти с яростью, ничуть не притуплённой болью.

— Думаешь, ты выиграл? — проскрежетала она, пытаясь нащупать что-то окровавленной рукой, — Чёрта с два! Я всё равно получу что хотел, ясно? Проклятый остров, ты зря думаешь, что справишься с Гилбертом Натаниэлем Уинтерблоссомом!

Гиена схватила нож быстрее, чем Герти успел бы отпрянуть. Но она не пыталась его ударить. Лезвие в её руке дрожало, как осенний лист на ветру. Оно уже не могло никому повредить. И не стремилось.

— Я всё равно тебе перехитрил, проклятый остров. Я всё равно сбегу отсюда. Так или иначе. Ты не сможешь меня задержать.

Лезвие стало пилить швартовочный трос, последний из тех, что держал «Графа Дерби» у причальной мачты. И без того изрезанный и истончившийся, он, к ужасу Герти, таял буквально на глазах, когда по нему скользило зазубренное лезвие.

— Стой! Что ты делаешь, безумец! Тебе не улететь отсюда, неужели ты не понял? Новый Бангор не выпустит тебя!

Гиена ухмыльнулась, между её пожелтевших зубов потянулся густой карминовый сгусток.

— Мы сделаем это вместе, фальшивка. Ты и я. В небо. К чёрту остров. Он нас не остановит. Вы взмоем над ним, понял? Понесёмся прочь. До самого Лондона. Я так давно не был в Лондоне… Не хочу умирать у чёрта на рогах, в Полинезии. Знаешь, здесь отвратительный климат. Слишком жарко. Слишком…

— Не будь дураком! — крикнул Герти, расширенными глазами наблюдая за тем, как с треском лопаются волокна троса, — Над городом гроза! Ты не пролетишь и мили! Ни единого шанса! Ты сгоришь вместе с дирижаблем!

Он поймал взгляд Гиены. Тот более не был яростным. Скорее, уставшим и печальным. Полным какой-то неизъяснимой грусти, похожей на заслонившую отгоревший летний небосвод лёгкую осеннюю дымку.

Такой взгляд бывает у человека, который, закончив сложное и утомительное дело, наконец возвращается домой и оглядывает ставший привычным пейзаж, стоя на трапе корабля.

— Слишком жаркая здесь погода. Она царит здесь четыреста семьдесят дней в году. Так мне сказал один офицер с «Мемфиды». А мне казалось, что в году гораздо меньше дней… Он был прав. Год на Новом Бангоре длится очень долго. Бесконечно долго. Я даже не представлял, что так долго…

Герти успел расслышать треск лопающихся волокон. Но не успел по-настоящему испугаться. Даже тогда, когда его тело, неуклюже изогнувшись, бросилось к дверному проёму — чёрному прямоугольнику пустоты, пронизанному трещинами молний. В лицо хлестнуло ледяной водой, а порыв ветра едва не вдавил его обратно в чрево дирижабля. Потеряв на пороге равновесие, Герти взмахнул руками, пытаясь прогнать прочь мысль о том, что он стоит на краю пропасти.

Он не помнил, как его руки нащупали трос, помнил лишь, как горят ладони, скользящие по грубым волокнам. Помнил, как перебирался навстречу причальной мачте по скользкому канату, чувствуя себя крысой, взбирающейся на палубу корабля по швартовочному тросу. Некстати вспомнилось — в порту на швартовочные тросы вешают специальные металлические круги, чтоб грызуны не забирались на борт. Но это не всегда помогает. Иногда крысы бывают слишком хитры. И слишком проворны.

Трос лопнул в тот момент, когда Герти коснулся дрожащей мокрой рукой металлического поручня причальной мачты. Туго натянутая струна, связывавшая «Графа Дерби» с землёй, мгновенно ослабла и шлёпнулась вниз мёртвой змеёй. Впившись мёртвой хваткой в ограждение мачты, Герти прижался к холодному мокрому железу. Ему потребовалось много времени, чтобы заставить собственные пальцы разжаться. И ещё больше, чтобы понять, что стремительно удаляющийся грузный силуэт, похожий на приспущенный мяч — это и есть «Граф Дерби».

Дирижабль поднимался неторопливо и плавно. Утратив связь с землёй, он сделался спокоен даже в разгар бури и теперь неспешно двигался вглубь свинцовых клочьев неба, озаряемый вспышками молний. Он походил на какую-то огромную и древнюю рыбу, поднимающуюся к поверхности. Забыв про хлещущий по спине дождь, Герти наблюдал за полётом «Графа Дерби», неуправляемым, но от того не менее величественным.

Дирижабль делался всё меньше и меньше, быстро сливаясь с грозовым небом, таял в нём, выхватываемый из темноты лишь вспышками молний. Вскоре от него остался лишь едва видимый силуэт, несущийся в неизвестную Герти сторону.

«Нет, — подумал Герти, не замечая, что зубы его стиснуты до скрежета, — В известную. Здесь есть только одна сторона. Прочь от острова. И, кажется, он