Книга Елена Троянская - Маргарет Джордж

— Ты еще не расплатился за то убийство! — крикнула Кассандра. — Расплата впереди!

Агамемнон недовольно кашлянул, и солдаты схватили и увели Кассандру. Я увидела ее близнеца, Гелена, который, смущенно опустив голову, стоял среди греков. Перед ним с жалким видом стоял Антенор.

Поликсену подвели к алтарю.

— Моя гробница готова? — спросила она.

— Да, дитя, — ответил Антенор. — Она находится совсем рядом с Троей, я об этом позаботился.

Я думала, что Поликсена отнесется к нему с презрением, как к предателю и пособнику греков, но она не обратила на это внимания.

— Благодарю тебя. Ты будешь ухаживать за моей могилой?

— Я не смогу остаться здесь. Но обещаю тебе, что за твоей могилой будут ухаживать.

— Уж не тот ли человек, который ухаживает за могилой Ахилла? Я не хочу иметь с Ахиллом ничего общего. Руки, которые касаются его могилы, не должны касаться моей.

— Клянусь, царевна, — ответил Антенор; его душили рыдания.

— Приступим! — приказал Неоптолем, и несколько затянутых в ремни воинов выступили вперед.

— Зачем так много? — спросила Поликсена.

— Чтобы сопровождать тебя, — ответил Неоптолем и обратился к могильному холму: — Отец! Мы выполнили твою волю — привели тебе царевну Поликсену. Ее кровь оросит твою могилу. Сменишь ли ты свой гнев на милость?

Почему Ахилл снова в гневе? Неужели он не оставил своих привычек даже после смерти? А может, это людская память, в которой он сохранился ненасытным и вздорным, наделяет его посмертными желаниями? Мы стараемся угодить нашим идолам, нашим богам, приписывая им требования, которых они не имеют.

Пятеро мужчин подняли Поликсену. Она беззащитно лежала у них на руках, скрестив ноги, откинув голову. Волосы она подобрала высоко, чтобы не мешали кинжалу. От повязки на глазах она отказалась.

Поликсену положили на алтарь.

— Ты умираешь, чтобы умилостивить богов! — выкрикнул один из воинов.

Жрецы не участвовали в жертвоприношении, заметила я. Ведь крови требовал Ахилл, а не один из обитателей Олимпа.

Какой-то воин запрокинул ей голову, чтобы открыть рот. Поликсена закрыла глаза. Ее губы шевелились — но что и кому она шептала, никто не знал.

В воздухе мелькнул кинжал и вонзился в нежное горло. Кровь хлынула на алтарь.

Поликсена лежала тихо. Она не сопротивлялась, не зажимала рану руками, не билась в конвульсиях. Она лежала, будто прекрасная мраморная статуя, совершенно неподвижно. Почему ее тело не боролось за жизнь? Или оно твердо исполняло приказ ее воли и уподобилось мрамору?

Ее глаза оставались закрытыми. Губы сложились в легкую улыбку. Словно Поликсену избавили от тяжкого бремени, положив на алтарь истекать кровью. Казалось, она умерла в тот миг, когда кинжал коснулся ее шеи, умерла по собственной воле.

Поэтому определить наступление смерти было трудно. Один из воинов осторожно провел острием кинжала по ее ступне, она не дернулась. Кто-то положил руку ей на запястье, прощупывая пульс.

Наконец Неоптолем крикнул:

— Мой отец удовлетворен! Его желание исполнено.

Антенор выступил вперед.

— Я со всеми почестями отнесу тело в приготовленную гробницу.

Поликсена оказалась достойна своих героических братьев. Столько мужества в этой девочке. Ее слава должна пережить славу Ахилла, Патрокла, Гектора. Будь благословенна вовек, великая дочь Трои.

Каков же наш мир, если умереть в нем более почетно, чем жить!

Менее достойным, кому не хватило благородства принять смерть, предстояло принять участие в пире, устроенном в честь отплытия греческих кораблей.

— А теперь добро пожаловать к столам! — провозгласил Агамемнон, возвышаясь над толпой. — Отпразднуем — и в путь!

Пока мы все находились возле могилы Ахилла, на берегу расставили сколоченные из досок столы, за которыми должны были расположиться вожди и знатные воины. Смоляные факелы, воткнутые в песок, образовали вокруг них подобие забора. На огромных кострах жарилось мясо: то ли угнанных из Трои коров, то ли заколотых лошадей. Как деревья в лесу, возвышались амфоры с вином. Музыканты доставали флейты и лиры, пробовали звук. Корабли защищали пирующих от ветра с моря.

Приближалась ночь. Солнце село, даже отсветов на горизонте не было видно. Начали появляться звезды. Может, и Поликсена между ними? Может, она, еще на закате бывшая среди нас, теперь стала звездой? В легендах рассказывается о тех, кто был взят на небеса, к звездам, и занял место среди них.

За самый почетный стол сели Агамемнон, Одиссей, Менелай, Нестор, Идоменей, Диомед, Филоктет и, позор всех греков, — Малый Аякс с Неоптолемом. Тем, кто попроще, мест за столами не отводилось: они стояли вокруг и, стоя, произносили речи и перешучивались. Мы, пленницы, стояли еще дальше, служа подставками для мяса, а также разжигая аппетит победителей.

К счастью, неяркий свет факелов делал разгоряченные лица воинов мягче. В смоляной бороде Агамемнона появилась седина. Когда он говорил, я заметила, что во рту у него недостает зубов. Возраст взял свое. Нестор же, казалось, не постарел со времени нашей первой встречи. Сражения делают молодых старше, а стариков — моложе.

Агамемнон обошел вокруг стола и раздал кубки.

Под всеобщие крики приступили к раздаче мяса. На блюда клали огромные жирные куски. Нам не предложили ни кусочка, да нам бы еда и в горло не полезла. Я обвела взглядом Андромаху, Лаодику, Илону, Гекубу. Пустыми глазами они смотрели перед собой, губы были плотно сжаты. На всех лицах было написано бесконечное терпение, печальная женская добродетель.

— Доблестные воины! — вскричал Агамемнон. — Вы верили в то, что этот день наступит! И вот он наступил. Троя разрушена. Мы победили. Позади долгие годы войны. Я благодарен вам за то, что вы были рядом. Мы потеряли многих товарищей, и мы должны помнить их. Без них не было бы этого дня, этой победы. А теперь поговорим о трофеях.

Как быстро, однако, он перешел к трофеям!

— Мы не можем наградить погибших. Но мы должны разделить все между собой по справедливости. Мы добыли в Трое серебро, драгоценные камни, доспехи, оружие и многое другое. — Агамемнон кивнул, и юноши внесли носилки с трофеями. К ногам Агамемнона поставили большой сундук; он приподнял крышку. — Здесь находятся особо ценные вещи. Их я хочу вручить лично.

Агамемнон вынул из сундука драгоценную корону — наверное, она принадлежала Приаму — и протянул ее Менелаю:

— Это тебе, брат. По возвращении домой, в Спарту, ты снова будешь носить корону. Я знаю, многие из присутствующих оставили свои короны, чтобы отправиться в этот поход. Теперь они получат вознаграждение и до конца жизни будут править в мире и покое.

Менелай взял протянутую корону. Гекуба вдруг закричала: