Книга Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - Маргарет Джордж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, я передала Антония в руки богов и в сердце своем оплакала его, как если бы он уже избрал римский путь. Он должен умереть для меня, ибо я обязана делать то, к чему призвана. Я знала (не в силу дара предвидения, а исходя из трезвой оценки ситуации), что Октавиан имеет своих сторонников даже в Александрии. Везде и всегда найдутся люди, недовольные действующей властью и желающие перемен. Есть суровые, но правдивые слова: нет человека, чья смерть не стала бы для кого-то облегчением. Для монарха это справедливо втройне. Ну что ж, я нанесу им удар прежде, чем они соберутся нанести удар мне. Они не решатся действовать, пока не узнают о нашем поражении; значит, у меня в запасе есть немного времени.
Я должна приплыть в Александрию одна, оставив пострадавшие суда позади, чтобы их состояние не выдало истинного положения дел. Войти в александрийскую гавань мне следует на великолепно украшенном корабле, как подобает торжествующей победительнице. Да, нельзя выдать ни намека на то, что случилось на самом деле. А из гавани я поспешу во дворец и, не теряя времени, расправлюсь с врагами. За время моего отсутствия они наверняка осмелели и подняли головы.
Самый главный из них — Артавазд, до своего пленения состоявший в союзе с Октавианом. Тот восстановит Артавазда на троне Армении, и тогда наше милосердие обернется насмешкой, брошенной нам в лица.
Ну что ж, предотвратить это я могу. Он никогда не взойдет на свой трон с той самодовольной усмешкой, с какой поднимался по ступеням к нам во время триумфа. Возможно, Антоний остановил бы меня, но его со мной не было.
Здесь заканчивается восьмой свиток
Увитая гирляндами «Антония» с отдраенной до блеска золоченой кормой и отчищенными от соли пурпурными парусами горделиво вошла в александрийскую гавань. На палубе я разместила своих придворных в ярких нарядах; под угрозой страшного наказания им было приказано размахивать руками, издавать ликующие возгласы и всячески изображать радость. Я сама, облаченная в церемониальные царские одежды, с короной на голове, стояла около мачты на виду у всех.
Никогда прежде белая башня маяка не казалась мне такой манящей, зовущей домой после долгого и опасного путешествия. Мое тело ныло от усталости, но я обязана была выглядеть бодро. Высшая безмятежность маяка, застывшего в гордой неподвижности над плещущими волнами, придавала мне сил.
Вдоль берега толпились люди. Они громко приветствовали корабль и бросали цветы, отчего поверхность гавани была усеяна разноцветными точками — красными, желтыми, пурпурными и голубыми. На поросшем травой полуострове меня ждали здания дворца. Вдоль прибрежной линии высились белые, как морская соль, дома. Я закрыла глаза и мысленно произнесла слова обета:
«Я обязана сохранить Египет. Птолемеи не должны лишиться его в наказание за военную неудачу римлян. Я сделаю все, что потребуется, дабы сохранить царство для моих детей: смирюсь перед Октавианом, отрекусь от престола в пользу моего сына, заключу любые союзы, чтобы удержать Рим от поглощения моей страны, убью своих врагов. Если понадобится — убью себя. Никакая цена не будет слишком высока. Я не вправе допустить, чтобы правление девяти поколений династии Птолемеев, последних наследников Александра, закончилось на мне. Я сделаю все, что потребуется, не отступлю и не дрогну ни перед чем».
Мы причалили у царской пристани, и я немедленно разослала по всему городу глашатаев с официальным объявлением о победе. Я сама спешно сочинила его в своей каюте.
Я помахала рукой встречавшим и торопливо проследовала во дворец, чтобы скрыться с глаз. Показная часть закончилась, пора приниматься за настоящую работу.
Поднявшись по широким ступеням, я вошла в дворцовый зал, где меня уже ждали Мардиан, Олимпий и дети. Я отбросила протокол, как сорвал свои знаки отличия Антоний, и радостно устремилась им навстречу, обнимая одного за другим. Правда, заключить в объятия Мардиана оказалось не так-то просто: он растолстел еще больше и его уже было не обхватить. Олимпий, забыв о сдержанности, расцеловал меня, Александр прыгнул на шею и чуть не сбил меня с ног, маленький Филадельф обхватил мои колени, Антилл изящно поклонился. Стоявшая чуть в сторонке Селена ласково улыбалась.
А позади нее… Сердце мое замерло, когда я увидела Цезариона.
Пока меня не было, он превратился в мужчину. Разница между четырнадцатилетним мальчиком и нынешним шестнадцатилетним юношей была разительной: когда он устремился ко мне, мне пришлось смотреть на него снизу вверх, а мои ладони буквально утонули в его больших мужских руках.
— Привет, мама, — сказал он.
Голос его тоже изменился. Теперь я чувствовала еще яснее: я должна сделать все, чтобы обеспечить его права. Все, что угодно! Мой сын, молодой царь Египта.
— Ну, Цезарион, — промолвила я, столь ошеломленная его новым обликом, что с трудом находила слова, — я тебя едва узнала. Я скучала по тебе.
«Сын мой, как же ты вырос!»
— Я тоже скучал, мама. Очень рад, что все закончилось и ты вернулась. Ну, рассказывай. Победа — это великая победа! Много кораблей потонуло? Где Октавиан? Он убит? Вот было бы здорово!
Он засмеялся.
— Не донимай мать расспросами, — строго сказал Олимпий.
Я знала, что у него тоже есть вопросы. Ну что ж, скоро они узнают.
— Все в порядке, — ответила я Цезариону. — Вот подожди, мы удалимся в наши покои, и там я обо всем тебе расскажу. Обо всем…
И только там, в самой дальней из комнат, отослав слуг, за запертыми дверями я поведала им страшную правду. Они выслушали меня молча, не перебивая. Только Цезарион никак не мог удовлетвориться услышанным и хотел увидеть карту с диаграммой сражения: где и какой кавалерийский отряд атаковал, как развертывались легионы…
Наконец Мардиан спросил:
— Где Антоний?
По тому, как задан этот вопрос, я поняла: он думает, что Антоний мертв. Неужели Мардиан приписывает мне столь потрясающее самообладание, что полагает, будто я смогла бы так долго это скрывать?
— Он…
Как описать это, чтобы не нанести урона чести?
— Он в Паретонии. Отправился туда, чтобы проинспектировать легионы, размещенные в Киренаике.
— О нет! — воскликнул Мардиан.
— Почему?
— Потому что эти легионы перешли на сторону Октавиана. Вышли из повиновения своему командиру. Бедному Скарпу пришлось бежать. Возможно, он нашел убежище в Паретонии. Мы слышали, что Октавиан назначил командующим легионами Корнелия Галла и тот уже на пути туда.
— Это вояка, что слагает вирши? — спросила я.
Сейчас он, должно быть, сидит на песчаном берегу и пишет стихи, воспевающие его победоносного господина и поражение Антония.
— Он самый, — подтвердил Мардиан. — Так что Скарп и Антоний, наверное, сейчас вместе.
