Книга Искушение временем. Книга 1. Не ангел - Пенни Винченци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К сожалению, его нет.
— Ах нет… А вы не знаете, где он?
— Боюсь, что нет. А хотелось бы.
— Понятно… Тогда… если он вдруг появится, не могли бы вы ему передать, что я звонила? Вчера я присматривала за его бумажником, положила его себе в сумочку и случайно унесла с собой. Он ему, должно быть, нужен. Правда, там почти ничего нет, но мало ли…
— Да, мисс Фортескью, обязательно передам. Спасибо за звонок. И если он даст вам о себе знать, вы тоже, пожалуйста, нам сообщите. Спасибо.
— Барти, дорогая, ты мне нужна.
Барти играла с близнецами в карты. Она побелела и сразу же поднялась, швырнув карты на стол. Близнецы, почуяв драму, тоже примолкли, глаза их расширились, лица приняли беспокойное выражение.
— Пойдем со мной, — позвала Селия, — спустимся вниз. Ко мне в кабинет. А вы, девочки, побудьте здесь и не мешайте нам.
Повисло такое напряжение, что близнецы даже не попытались ослушаться.
— Твоя мама… — начала Селия.
— Я поняла. Она умирает. Да?
— Да, — тихо ответила Селия. — Надежды мало. Я не могу передать, как мне жаль. Но теперь нам нужно срочно поехать повидаться с ней, понимаешь?
— Попрощаться. Да, конечно. — Барти была настолько сдержанна, что Селия просто не поверила своим глазам. — А мои братья и сестры?
— Мы можем послать за ними Дэниелза. Если ты назовешь мне адреса. Некоторые я, кажется, помню, но…
— Да. Обязательно. А Билли?
— Я уже позвонила в Эшингем. Он прибудет ближайшим поездом.
— Надеюсь, он успеет, — сказала Барти все так же сдержанно.
— Да. Будем надеяться.
Билли не успел. И никто, кроме Барти и Селии, уже не застал Сильвию в живых. Перед смертью Сильвию перевели в отдельную маленькую палату. Той страшной агонии и мучений, что случились в предыдущую ночь, не было и в помине. Она лежала, будучи уже где-то очень далеко, дыхание ее сделалось частым и каким-то поверхностным, лицо заострилось и осунулось. У кровати находилась сиделка, которая держала умирающую за руку. Когда они вошли, сиделка встала и вышла из палаты.
Барти стояла, некоторое время молча глядя на мать и крепко вцепившись в руку Селии. Затем подалась вперед и наклонилась, чтобы поцеловать изменившееся, отсутствующее лицо.
— Мам, это я, Барти, — очень внятно сказала она, — я пришла с тобой попрощаться. Не волнуйся за меня. И за всех нас. С нами все будет хорошо.
И эти слова вдруг каким-то образом дошли до сознания Сильвии, потому что веки ее дрогнули, хотя она и не открыла глаз. Она облизнула сухие, потрескавшиеся губы, почти улыбнулась и чуть-чуть приподняла руку над кроватью. Барти взяла ее руку, поцеловала и больше не произнесла ни слова. Какое-то время стояла тишина. Селия хранила молчание и, застыв, наблюдала за ними, матерью и дочерью, такими близкими, несмотря на все разлучившие их годы и обстоятельства. Селии вдруг стало очень тяжело. Потом она тоже подошла ближе, чтобы попрощаться с Сильвией, поцеловала ей другую руку, пригладила волосы. И вернулась на прежнее место в углу палаты.
Внезапно раздался резкий, хриплый вздох, и затем наступила полная тишина. Барти обернулась к Селии и спросила очень тихим, ровным голосом:
— Она… умерла?
— Да, — ответила Селия, приблизившись к Сильвии и вглядевшись в ее лицо. Перед ней мысленно пронеслись долгие годы их преданной странной дружбы. Селия вдруг поняла, что в душе молится в надежде на то, что хоть немного облегчила тяжелую и безрадостную жизнь этой женщины. — Да, Барти, она умерла. Покинула нас.
Тогда Барти тихонько опустила руку матери на постель, повернулась и вышла из палаты. Селия еще несколько минут помедлила, глядя на Сильвию, которая наконец-то избавилась от боли, и подумала, какая она всегда была храбрая, безропотная, любящая, оптимистичная и бесконечно преданная и как несправед лива жизнь, дав так много ей, Селии, и так мало, почти ничего, Сильвии.
Селия вышла в коридор и увидела, что Барти сидит на стуле и тихо плачет. Лицо ее сделалось белым, а в глазах Селия прочла что-то такое, о чем трудно было говорить.
— Теперь я совсем одна, — сказала Барти, и Селия вдруг все поняла, и ей стало так больно, как еще ни разу в жизни.
— Она написала! Она ответила! Наконец-то! Просто не верится.
— Кто написал?
— Сюзанна Бартлет, разве ты забыл? Вот, получил сегодня утром. Она пишет, что готова поговорить со мной.
— Когда?
— Так… Не раньше четверга. Похоже, ей нездоровится. Но у меня есть номер ее телефона, и я могу ей завтра позвонить. Правда, здорово?
— Правда. Просто чудесно. Ты расскажешь об этом Оливеру Литтону?
— Нет, наверное, — подумав секунду, сказал Гай. — Вероятно, это не поможет, как ты говорил, а даже усугубит ситуацию. Поэтому пусть Оливер пока остается в неведении. И потом, у нас есть еще две недели, и один день ничего не решает. Надо же, я ведь уже и не надеялся на ответ.
— А что конкретно она пишет?
— А вот послушай: «Дорогой мистер Уорсли, благодарю Вас за письмо. Прошу прощения, что не ответила сразу, но я неважно себя чувствовала. Буду счастлива встретиться с Вами и поговорить о моих годах в Кембридже, хотя не знаю, поможет ли Вам это. Вы пишете, что это срочно, но мне, видимо, придется на пару дней уехать. Если Вы позвоните мне завтра утром, Илинг, четыреста пятьдесят девять, мы сможем договориться о времени, удобном для нас обоих. Искренне Ваша, Сюзанна Бартлет».
— Фантастика. Тебе везет!
— Это точно. Значит, ей нечего скрывать, иначе она вела бы себя более сдержанно. Или вообще не ответила бы. Тебе не кажется?
— Не знаю, не уверен, — сказал Джереми, — ей ведь не известно, на какую тему ты собираешься с ней говорить. Просто о том, что происходило в Кембридже в годы войны. Ей, возможно, даже в голову не пришло, что ты хочешь знать о ее отношениях с Лотианом.
— Да, тут ты прав. Но даже если и так, все равно она, мне кажется, кое-что заподозрила. Да ладно тебе, Джереми, ну дай мне вдоволь порадоваться! А вдруг выкрутимся? Хоть в это-то ты веришь?
— Пытаюсь, — сдержанно ответил Джереми. — Ну ладно, будь по-твоему. Дерзай дальше!
Джек не мог пошевелиться от боли. Болела не только нога, которая была сломана, но и все перебинтованное тут и там тело. Ему уже сообщили, что сломаны три ребра. Но хуже всего было с головой — она просто раскалывалась на куски. Джек несколько раз пробовал сесть, но все вокруг начинало кружиться, куда-то уплывало, и подступала тошнота, так что приходилось лежать смирно.
Еще мучительнее физической боли была тоска. Отказ Лили. Это первое, о чем он подумал, когда на следующее утро пришел в себя, продравшись сквозь унылую, черную тьму. Он вспомнил, как Лили глядела ему в лицо своими прекрасными глазами, очень грустно, а потом произнесла те безжалостные слова. Джек совершенно не ожидал их услышать, он был уверен в том, что она скажет «да», после того как все обдумает. Но она сказала: