Книга Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева

– Жив Павел Трубачёв? Какие раны у него? Что же не сказали сразу, товарищ? Сын его здесь – сочувствовать надо!

– Жив, жив! Контузия у него тяжёлая. Надеяться надо – на поправку пойдёт! – быстро заговорил приезжий, разыскивая глазами Васька.

Кто-то одобрительно похлопал Андрейку по плечу. Железнодорожники зашевелились, подходили к Ваську, ласково заговаривали с ним. Старый мастер, растроганный до слёз, прижал голову Васька к пахнущей паровозным маслом куртке и торжественно сказал:

– Гордись своим отцом, Васёк, да гляди, чтобы и он мог порадоваться на сына!

А в толпе уже мелькали озабоченные лица Саши Булгакова, Одинцова, Малютина и остальных ребят. Андрейка яростно пробивал им дорогу, громко говоря:

– Посторонитесь, граждане! Пропустите товарищей Васька Трубачёва! Пропустите товарищей Трубачёва!..

Глава 60После митинга

Когда митинг кончился, Васёк, не помня себя, побежал в госпиталь.

– Я к тёте Дуне пойду! – крикнул он товарищам, поспешно взбираясь на пригорок.

– Приходи на стройку! – напомнили ему вдогонку ребята. Все были взволнованы и возбуждены неожиданной вестью. Андрейка проводил новых знакомых до Вокзальной улицы.

– Уходишь уже? – с сожалением говорили ребята, пожимая его маленькую крепкую руку.

– Работать надо!

– Как же это? Только что подружились – и уже расстаёмся! – огорчался Мазин.

– Знаешь что, Андрейка: кончишь работу – приходи к нам на стройку. Мы сегодня долго там будем, – сказал Саша.

– Конечно. Посмотришь нашу школу. Да и вообще, как-то расставаться не хочется. Новость такая у нас! Ведь столько времени от Павла Васильевича писем не было… А Васёк-то, Васёк! Я чуть не заплакал, честное слово! – растроганно говорил Одинцов.

– Сейчас он тёте Дуне скажет – вот она разволнуется! – обеспокоился Саша.

– Железнодорожник сказал, что Павел Васильевич поправится, – припомнил Сева.

Мальчики остановились.

– Приходи, Андрейка, а? Придёшь?

Андрейка мягко улыбнулся. Глаза у него были добрые, лучистые, лицо нежно розовело пол веснушками. Саша порывисто обнял его:

– Хороший ты, Андрейка!

Андрейка застеснялся и решительно сказал:

– Обязательно приду! Кончу работу – и приду. Прощайте пока!

Ребята пошли к школе. Всю дорогу, перебивая друг друга, говорили о неожиданном известии.

Первый человек, кого они увидели на улице около школы, была мать Нюры Синицыной. Она, запыхавшись, шла по тротуару с ворохом кисеи, выкрашенной в бледно-зелёную краску.

– Мария Ивановна, у нас такая новость! Отец Васька нашёлся! Он в госпитале! Поправляется! – бросились к ней со всех сторон ребята.

Мать Синицыной растерялась от неожиданности, обвела глазами возбуждённые лица.

– Он давно не писал, мы так боялись за него… Ведь у Васька нет матери, один отец! – торопливо, как своему близкому человеку, объясняли ребята.

– Васёк к тёте своей побежал! Сейчас ей скажет, – сообщил Петя Русаков.

Губы у Марии Ивановны дрогнули, глаза наполнились слезами.

– Вот как бывает в жизни! Вот как бывает с людьми! – тихо, словно отвечая самой себе, пробормотала она и вдруг, оглянувшись на дом, озабоченно зашептала: – Гости в школе – сам генерал Кудрявцев и секретарь райкома… А я кисейку покрасила на занавески, только повесить не успела. Вот домой за нею ходила. Бегите, мальчики, наверх – может, пока они будут внизу, мы хоть в учительской повесим!

– Гости?.. Генерал Кудрявцев? Секретарь райкома? – живо заинтересовались ребята.

– Секретарь! Это тот, что был у нас, помните? – сказал Сева.

– Бегите, бегите скорей! Молоток берите, гвозди… – торопила Мария Ивановна.

– Да они приехали дом смотреть, им наши занавески ни к чему… – сказал Петя Русаков.

– Мало что дом! Занавески тоже нужны… – прервал его Мазин, захватывая из рук Марии Ивановны ворох кисеи. – Саша, беги вперёд, за гвоздями, спроси у Грозного. Идёмте, Мария Ивановна. Мы живо всё сделаем!

Ребята пошли за ним. Проходя мимо участка Алёши Кудрявцева, они ахнули. За утро здесь вырос большой кусок забора. Желтели новые столбы и аккуратно прибитые штакеты. Несколько мальчиков вместе с Алёшей Кудрявцевым ещё возились неподалёку, что-то доделывая.

– Не останавливайтесь и не смотрите! – быстро шепнул Одинцов. – Рано им ещё торжествовать!

– Материал из лесу уже привезли? – спросил у Синицыной Саша.

– Сейчас, верно, привезут. С утра поехали, – ответила та.

Мальчики прошли мимо нового забора, стараясь казаться равнодушными.

* * *

А в госпитальной кухне, обняв за шею тётю Дуню, Васёк тихонько утешал её, незаметно вытирая рукавом и свои слёзы. Весть о том, что Павел Васильевич нашёлся и лежит в госпитале, потрясла Евдокию Васильевну. Ей сразу представилась палата, где на одной из коек мечется и страдает её Паша. Не имея возможности бежать к нему, помочь, облегчить муки близкого, родного человека, она тихо плакала, не вытирая безудержно катившихся по щекам слёз.

– Тётечка, ведь у нас все хорошие – и врачи и сёстры… Если очень больно, они дают лекарство, впрыскивают что-нибудь… – шёпотом утешал её Васёк.

Но тётя Дуня молча качала головой. Она вспоминала Пашу в деревенском доме своих родителей, когда, ещё маленьким, он, переваливаясь, как уточка, только начинал ходить; она вспоминала его школьником с сумкой на боку, в новом картузе, подаренном крёстной; она вспоминала его взрослым человеком, коммунистом Павлом Васильевичем Трубачёвым и надёжным, заботливым братом Пашей… Вспоминала и плакала… А в кухонное окно скупо светило послеобеденное солнце, и на плите, упревая в огромном котле, тяжко вздыхала солдатская каша.

Глава 61Вася собирается

Вася ходил за старшей сестрой и недовольным голосом пояснял:

– Если человек чувствует себя здоровым, то нечего его держать в госпитале. Мне, сестрица, давно пора на выписку.

– Вася, я уже вам сказала – в конце недели! Надо же слушать врачей, вы не ребёнок, – хмурилась сестра.

– Опять всё то же! – удручённо разводил руками боец. – Да вы хоть шинель мне выдайте. Всего и вещей у меня – одна шинель. Что ж это, сестричка, малейшую просьбу не можете исполнить!

Сестра останавливалась и, качая головой, с улыбкой глядела на длинного, словно выросшего из халата паренька:

– Замучил ты меня, Вася, честное слово!

– Да ведь шинель командира моего… Хоть в руках бы мне её подержать. И беспокоюсь я – не переменили бы… Ведь в горячке привезли меня, не спутали б в кладовой у вас.