Книга Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999 - Найл Фергюсон

Учитывая проправительственное большинство в палате общин, равнодушие Натти удивляет. Оно имело под собой два основания. Во-первых, он, будучи Ротшильдом, по традиции верил в то, что чрезмерно радикальная фискальная политика будет наказана финансовыми рынками: капиталы будут переводить за границу, чтобы избежать повышенного налогообложения, а консоли упадут в цене, из-за чего министр-радикал вынужден будет пойти на уступки. Его аргументацию как будто подкрепляла низкая цена консолей после прихода к власти либералов. Летом консоли упали еще на два процентных пункта. Натти подытоживал свои взгляды в ряде писем в Париж: «Поскольку английские ценные бумаги не пользуются спросом, надеюсь, канцлер казначейства получит пищу для размышления, и это убедит его в безумии большей части радикальной программы правительства… 87/4 — низшая цена консолей со времен войны. Вот… иронический ответ Ллойд Джорджу, который позавчера хвастал в Манчестере, что рост консолей — доказательство уверенности страны в министрах его величества… Такое положение дел должно благотворно сказаться как на казначействе, так и на департаменте, ведающем местным самоуправлением; ибо, нравится им это или нет, муниципальным властям и властям графств невозможно будет занимать деньги, а без денег они не смогут проводить в жизнь свою социалистическую программу и уничтожить частное предпринимательство. Полагаю, что канцлер казначейства также усвоит: социалистическое налогообложение, о котором он говорит, не способствует общественному доверию… Ничто так не способно победить социалистические законы, как обесценивание национальных ценных бумаг».

Натти не считал происходящее особенностью британской политики. В письмах в Париж того периода он постоянно проводит параллель между событиями в Великобритании и попытками левоцентристского правительства Франции ввести подоходный налог или усилить государственный контроль над железными дорогами. Он видел в этом общее правило демократической политики в капиталистической экономике: финансовая «нервозность из-за социалистических наклонностей современных законодательных органов… весьма неприятна, но, возможно, это лучшее лекарство от социалистических наклонностей». И снова: «…страх социалистических законов — реальный повод для депрессии в обоих полушариях». Натти не переставал надеяться, что «мелкие добросовестные держатели английских ценных бумаг… многие [из которых] помогли привести к власти радикалов… дружно восстанут против фискальной политики правительства». Более того, он даже очертил свое видение ситуации в интервью «Дейли ньюс» в октябре 1907 г. Тогда журналист почти впервые был допущен в Нью-Корт, что оказалось хорошо просчитанным ходом, нацеленным на то, чтобы охватить более широкую аудиторию. Смысл его послания был ясен: «Ценные бумаги стоят очень низко, — сказал лорд Ротшильд, — потому что правительства во всем мире бьют по капиталу».

Его интервью дало старт кампании противодействия фискальной политике правительства. Когда правительство предложило радикальную реформу законов лицензирования — подачку сторонникам умеренности, — Натти председательствовал на митинге держателей облигаций пивоваренных компаний, где протестовали против негативных финансовых последствий. Когда министром финансов стал Ллойд Джордж и намекнул на необходимость «ограбить курятники», чтобы оплатить новые пенсии без взносов, он повторял свои доводы. Кульминация его кампании наступила после разоблачения так называемого «народного бюджета» Ллойд Джорджа 1909 г., главными особенностями которого стали рост налога на «незаработанный» доход до 1 шиллинга 2 пенсов на фунт, введение суперналога на доходы, превышающие 5 тысяч ф. ст., рост налога на наследство и пошлины на земельные участки. За исключением последнего пункта (подразумевавшего первую за несколько веков землемерную съемку земельных участков) ни одна из предлагаемых мер не являлась новой: дифференцированное налогообложение было введено Асквитом в 1907 г., принцип градации всегда подразумевался в существовании нижних границ доходов, облагаемых налогом, а первым в 1889 г. ввел налог на наследство Гошен — канцлер казначейства в кабинете консерваторов. Однако явно радикальный смысл бюджета в целом побудил Натти принять на себя заметные политические обязательства, выходящие даже за рамки кампании его отца по допущению евреев в палату общин.

Как только законопроект внесли на рассмотрение, Натти составил письмо Асквиту, которое подписали свыше 20 видных представителей 14 банкирских домов Сити (в том числе Бэринги, Гиббсы, Хамбро и «Дж. С. Морган»). В письме предупреждалось: новые налоги, особенно «резкий рост и градация налога на наследство», не только «нанесут серьезный вред торговле и промышленности нашей страны» из-за распыления капитала, но также «воспрепятствуют частному предпринимательству и развитию, а в долгосрочной перспективе… увеличат безработицу и будут способствовать сокращению заработной платы». Затем, 23 июня, он стал председателем на организованном им в отеле «Кэннон-стрит» протестном митинге, «представляющем все интересы в Сити и независимом от политических ассоциаций». Участники митинга приняли резолюцию, в которой утверждалось, что «главные цели бюджета ослабляют уверенность в любой частной собственности, препятствуют инициативе и развитию и нанесут серьезный вред торговле и промышленности нашей страны»[218]. Речь Натти на этом митинге приняла несколько иной оборот; он доказывал, что у министра финансов нет никакого исторического права направлять излишки на неоговоренные цели и что налоги на землю стали тайным заговором с целью «внедрить принципы социализма и коллективизма». Но, выступая позже в палате лордов, Натти вернулся к своей первоначальной экономической критике, заверив собравшихся, что и утечка капитала, и рост безработицы в строительстве вызваны тем вредом, какой Ллойд Джордж нанес «доверию» и «уверенности». Он распространял те же идеи, когда подтвердилось, что тори не удалось добиться большинства на первых выборах в 1910 г.

Как твердо Натти верил в силу банковской элиты Сити, так же он оставался уверенным в том, что палате лордов удастся «значительно изменить или отклонить» все излишне радикальные меры. Уже в январе 1906 г. он утешался мыслью о том, что «не важно, что происходит в палате общин, поскольку палата лордов все исправит». «Палата лордов жульничает», — заявил Лео накануне второй сессии правительства либералов в начале 1907 г., поэтому, если «предлагают очень много крайних мер… сомнительно, что они пройдут, во всяком случае, в том виде, в каком… были предложены». Даже если в их число войдет, как он ожидал, «отмена палаты лордов, самоуправление для Ирландии, закон о лицензировании, рост налогов и многие другие социалистические меры», премьер-министру придется «разбавить это вино изрядной долей воды». Не восприняли они всерьез и возможность подвергнуть вызову право вето палаты лордов. «Не думаю, — жизнерадостно объявлял Натти тем же летом, — что палате лордов что-либо угрожает». Разговоры о «существенном сокращении власти и влияния» палаты лордов считали «фарсом, который, скорее всего, забудут через несколько дней»; Натти упоминал о них в письмах кузенам только для того, «чтобы показать, каким слабым может быть наше правительство, если они всерьез внедрят план, который не имеет шансов на конечный успех и который выставляет их на всеобщее посмешище за исключением их преданных сторонников». Поэтому Натти не испытывал никаких угрызений совести, когда в ноябре 1908 г. голосовал с другими пэрами-тори против законопроекта о лицензировании; он и его братья радовались, когда их родственник и друг Розбери примкнул к кампании против «народного бюджета», разоблачая его как «конец всего, отрицание веры, семьи, собственности, монархии, империи», — короче говоря, называя его «революцией». Натти намеренно символизировал связь оппозиции в Сити с оппозицией в палате лордов, когда представил 22 ноября на рассмотрение палаты лордов петицию «Лиги против бюджета», которую подписали 14 тысяч человек.