Книга Троя. Грозовой щит - Дэвид Геммел

Каллиадес удивился:

— Как их доверчивость влияет на твои решения?

— Мне напомнили, что ты и твой друг — два превосходных героя, которые рисковали своими жизнями ради незнакомой им женщины. Короче говоря, такие люди, о которых я рассказываю свои истории. Поэтому, несмотря на то что золото Агамемнона было бы мне кстати, я должен от него отказаться.

Молодой микенец ничего не сказал. Он сомневался, что желания моряков могли по-настоящему повлиять на решения Одиссея, и вспомнил слова Секундоса о противоречивой природе этого человека. Затем царь Итаки снова заговорил.

— Теперь ты готов рассказать мне, почему твой полководец оказался глупцом?

Мысли Каллиадеса вернулись к этой кровавой ночи, он снова услышал крики раненых, звон мечей и скрип щитов. Микенец снова увидел, как могучий Аргуриос удерживает лестницу, а ужасный Геликаон сражается рядом с ним.

— Почему глупец? — спросил он. — Он позволил армии выбирать стратегию. Как только мы атаковали стены дворца и стали сражаться в мегароне, Аргуриос отвел своих людей к большой лестнице. Он и Геликаон стояли там, ожидая, когда мы осмелимся напасть на них. Мы превосходили их числом. Нам следовало взять лестницы и подняться на галерею, минуя защитников Приама. Потом мы смогли бы ударить по ним с двух сторон. Но мы этого не сделали. Мы просто пытались победить двух героев. На лестнице наше преимущество в числе не имело значения. Потом появился Гектор, и нас окружили.

Потом он рассказал о том, как их полководец, Коланос, пытался спасти свою жизнь, предлагая предать Агамемнона, но царь Приам отказал ему.

— Я все еще не понимаю, — сказал Каллиадес. — Царь, которого мы должны были убить, позволил нам жить, а царь, которому мы поклялись служить, приговорил нас к смерти. Может, ты придумаешь об этом историю, Одиссей?

— Полагаю, что я так и сделаю в один прекрасный день.

— А что будет с Пирией? — спросил микенец. — Она может делать все, что пожелает?

— Ты беспокоишься о ней?

— Это странно?

— Совсем нет. Я просто спросил. Но на твой вопрос отвечаю: да, она свободна делать то, что пожелает. Но она не останется с тобой. Ты понимаешь это?

— Ты не знаешь этого, Одиссей.

— Есть много вещей, которых я не знаю. Я не знаю, где начинается ветер или заканчивается небо. Мне неизвестно, куда уходят звезды днем. Но я знаю женщин, Каллиадес, и Пирия не та женщина, которая испытывает влечение к мужчинам. И никогда не была такою.

— Откуда ты ее знаешь? Царь Итаки покачал головой.

— Если она сама не рассказала тебе, парень, тогда я не могу тебе сказать. Но быть рядом с ней — это искать опасности.

— Она очень страдала эти последние дни, — заметил микенец. — Ее ненависть к мужчинам понятна. Но я думаю, что я ей нравлюсь.

— Я уверен, что это так. Как брат, — добавил Одиссей. — Я довезу ее до Трои. Но там она окажется в большой опасности.

— Почему?

— За ее голову, как и за твою, назначена цена — во много, много раз большая, чем за тебя.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Она мне нравится, — сказал царь Итаки. — Я думаю, вскоре ей понадобятся друзья. Верные друзья.

— Ты знаешь, зачем она направляется в Трою?

— Полагаю, что знаю. Там находится человек, которого она любит — и любит достаточно сильно, чтобы рисковать ради него своей жизнью.

— Но это не мужчина, — тихо заметил Каллиадес.

— Нет, парень, не мужчина.

Одиссей встал и ушел от микенца к загону свиней. Животные спали, прижавшись друг к другу в той части заграждения, которая стояла на берегу. Он бросил взгляд на главный костер и увидел Генни, накрытого желтым плащом. Свинья подняла голову и посмотрела на царя Итаки. Одиссей подошел к нему.

— Ты счастливый парень, — тихо прошептал он. — Тебя принесли волны, поднявшиеся из-за этого землетрясения. Наверное, боги любят тебя.

Генни негромко захрюкал, затем снова заснул. Царь улыбнулся.

— Глупая свинья, — нежно сказал он. — Я поговорю с Ористенесом и позабочусь, чтобы ты не закончил свою жизнь на столе человека.

«Теперь ты ведешь разговоры при луне со свиньями», — посмеялся он над собой.

Добавив дров в костер, Одиссей растянулся на песке в надежде заснуть. Редкие мысли проносились в его голове, словно раздраженные летучие мыши. Женщина Пирия, которую он знал под именем царевны Каллиопы, представляла опасность для всех, кто соприкасался с ней. Затем был еще микенский воин и его неуклюжий товарищ. Агамемнон объявил их вне закона — изгнанниками. Если он будет помогать им, то, вне всяких сомнений, вызовет вражду микенского царя. Одиссей перевернулся и сел, смахнув песок с туники.

Недовольство Агамемнона. Эта мысль пугала.

А есть кто-то, кого царь Микен не ненавидел? Даже его друзья были только на очереди, чтобы стать врагами. Потянувшись к бурдюку с водой, Одиссей жадно напился. Биас спал поблизости. Царь Итаки толкнул его ногой.

— Ты проснулся? — спросил он, ткнув сильнее в ребра Биаса. Чернокожий моряк заворчал:

— Что такое?

— Ну, когда ты проснешься, мы могли бы посидеть и поговорить о старых временах.

Биас зевнул и бросил сердитый взгляд на своего царя.

— Почему ты больше никого не будишь, когда не можешь уснуть?

— Они не так раздражаются, как ты. Это не так забавно.

— Они тоже раздражаются, царь, только не показывают этого.

— Я подумываю о том, чтобы оставить Генни и продать остальных. Талисман для «Пенелопы».

Биас вздохнул:

— Ты не станешь этого делать. Ты просто говоришь так, чтобы рассердить меня.

— Но это неплохая идея.

— Что именно? Рассердить меня или оставить свинью?

— Обе эти идеи неплохие — но я имел в виду свинью. Чернокожий моряк засмеялся.

— Я понимаю, что это было бы смешно. Да, — сказал он, немного подумав. — Мне нравится эта мысль.

— Это глупая идея, — фыркнул Одиссей. — Свиньи — общительные создания. Ему было бы одиноко. К тому же из-за него провонял бы весь корабль.

Он посмотрел на Биаса и встретил понимающий взгляд.

— Да нет, правда, никаких хитростей. Мне действительно нравится эта свинья!

— Я знаю. Я слышал, как ты разговаривал с ней. Туман сгущается, — добавил Биас, показав на море, где белая стена медленно наползала на камни.

— Хорошее ясное утро рассеет его.

Одиссей протер глаза. Они устали и были словно песком засыпаны.

— Ты решил, что делать с нашими пассажирами? — спросил его первый помощник, потянувшись за бурдюком с водой и сделав большой глоток.