Книга Пустышка. Что интернет делает с нашими мозгами - Николас Дж. Карр

Чтобы читать книгу, человек нуждался в достаточно неестественном для него процессе мышления, требовавшем постоянного и непрерывного внима­ния к одному-единственному статичному объекту. От читателей требовалось оказаться, говоря словами Т. С. Элиота из цикла «Четыре квартета», «в спокой­ной точке вращенья мира». Они должны были научить свой мозг игнориро­вать, происходящее вокруг, сопротивляться желанию переключить внимание на то или иное сенсорное отвлечение. Человеку приходилось создавать или укреплять нейронные связи, необходимые для противостояния инстинктив­ной склонности отвлекаться, применять большую степень контроля «сверху вниз» по отношению к своему вниманию. «Способность сконцентрироваться на относительно непрерывном выполнении одной задачи», считает Воган Белл, физиолог-исследователь из лондонского Кингс-колледжа, представляет собой «странную аномалию в истории нашего психологического развития».

Разумеется, многие люди выработали у себя способность сохранять вни­мание задолго до появления книг или даже алфавита. I Охотник, ремесленник, аскет - все должны были тренировать свой мозг для того, чтобы сохранять контроль и концентрировать внимание. Однако что касается чтения книг, самым примечательным было то, что глубокая концентрация совмещалась с активной и эффективной рас­шифровкой текста и интерпретацией его значения. Чтение последовательно­сти напечатанных страниц представляло ценность не только тем, что читатели извлекали из слов автора, но и тем, каким образом эти слова инициировали интеллектуальные вибрации в своём мозгу. Длительное и непрерывное чте­ние книг позволяло читателям обрести тихое и обширное пространство, в котором они могли создавать свои собственные ассоциации, выстраивать собственные заключения и проводить аналогии, а также формулировать соб­ственные идеи. Погрузившись в чтение, они обрели способность к глубокому мышлению.

Уже первые из людей, начавших читать книги про себя, замечали, насколько масштабные изменения в их сознании происходят в процессе погружения в книгу. Средневековый епископ св. Исаак Сирин описывал, как каждый раз, читая про себя, он «странным образом погружался в сновидение». «Я входил в состояние полного погружения в свои чувства и мысли. Когда же молчание успокаивало воспоминания и заставляло их замереть в моём сердце, мои глубокие мысли начинали дарить мне безграничные волны радости, приводившие в восторг моё сердце». Чтение книг представляло собой своеобразный акт медитации, не приводящий, однако, к просветле­нию. Напротив, в данном случае речь шла о наполнении или пополнении ума. Читатели сознательно отвлекались от внешнего потока раздражителей для того, чтобы посвятить всё внимание внутреннему потоку слов, идей и эмо­ций. Это было - и остаётся - сущностью уникального умственного процесса углублённого чтения. Именно эта технология, связанная с книгами, сделала возможной такую «странную аномалию» в нашей психологической истории. Мозг человека, читавшего книги, был не просто грамотным мозгом. Он пре­вратился в литературный мозг.

Изменения, связанные с письменным языком, освободили не только читателя, но и писателя. Проблема scripture continua состояла не только в том, что её было сложно читать. Её было сложно и писать. Чтобы избежать неразберихи, писателям обычно приходилось диктовать свои труды про-

фессиональным писцам. Как только пробелы между словами получили достаточное распространение, авторы взяли дело в свои руки и начали самостоя­тельно переносить свои слова на страницы, в тишине и уединении. Их работа сразу же стала носить более

личный характер и показалась им куда более занимательной. Они начали записывать непривычные, скептические или даже еретические и бунтарские идеи, расширяя тем самым границы знания и культуры. Работая в одиноче­стве в своей келье, монах-бенедиктинец Гвиберт Ножанский уверенно соз­давал непривычные интерпретации священных тестов, живо записывал свои мысли и даже писал эротические стихи - разумеется, всё это не появилось бы на свет, если бы ему пришлось диктовать это всё писцу. Когда на закате жизни он потерял зрение и был вынужден вернуться к диктовке, то жаловался, что теперь его способность писать «ограничена голосом, без рук и без глаз».

Авторы начали чаще перестраивать и редактировать свои труды, что в условиях диктовки было практически невозможным. Это привело к измене­нию как формы, так и содержания писательского труда. По словам Санджера, писатель впервые «мог увидеть свою рукопись целиком и создать за счёт перекрёстных ссылок целую сеть внутренних связей и отказаться от избыточ­ности, присущей диктовкам» раннего Средневековья. Авторы стали излагать аргументы более подробно и ясно, самозабвенно пытаясь сделать свои идеи максимально понятными и логичными. К концу XIV века письменные труды начали всё чаще разделяться на абзацы и главы, а потом появилось оглав­ление, позволявшее читателям разобраться в порой непростой структуре книги. Разумеется, как показывает пример «Диалогов» Платона, чувственные и обладавшие самосознанием стилисты (прозаики и поэты) существовали ещё в древние времена, однако новые правила литературного труда значи­тельно расширили объём производимых литературных продуктов, особенно созданных на национальных языках.

Развитие технологии создания книг изменило то, как люди читали и писали. Кроме того, у этих процессов были социальные последствия. Вокруг чтения книг про себя начала развиваться, как явно, так и неявно, более широ­кая культура. Изменилась природа обучения и преподавания: университеты стали рассматривать самостоятельное чтение как важное дополнение к уст­ному преподаванию в аудиториях. Библиотеки начали играть более важную роль в жизни как университетов, так и городов в целом. Получила развитие архитектура библиотек. Вместо небольших комнат и помещений, предназна­ченных для чтения вслух, начали появляться большие залы, в которых сту­денты, преподаватели и все остальные могли сидеть за длинными столами и читать про себя. Важными помощниками в процессе чтения начали ста­новиться словари, глоссарии и алфавитные указатели. Самые ценные книги были чаще всего прикованы к столам цепями. Издательская индустрия начала обретать более чёткие формы?- это было необходимо для удовлетворения растущего спроса на книги. Производство книг, в течение многих лет быв­шее уделом писцов, работавших в монастырских скрипториях, постепенно перетекло в обычные производственные помещения, где профессиональные переписчики работали за деньги под присмотром владельца. Возник доста­точно оживлённый рынок подержанных книг. Впервые за всю историю книги обрели цену.

На протяжении многих столетий технология письма отражала и усили­вала интеллектуальную этику устной культуры, из которой постепенно возни­кала. Способность писать на табличках, папирусе и в кодексах, а также читать с них помогала развитию общества и распространению знания. Индивиду­альное творчество продолжало подчиняться потребностям группы. Письмо оставалось средством записи, а не методом творчества. Теперь же письмен­ность начала развивать новую интеллектуальную этику - этику книги. Раз­витие знания становилось всё более индивидуальным действием. Каждый читатель создавал в голове собственную комбинацию идей и информации, получаемой при чтении трудов других мыслителей, стало расти чувство индивидуализма. «Чтение про себя», заметил писатель и историк Джеймс Кэр­ролл, представляет собой «одновременно знак и средство самосознания, при котором познающий берёт на себя ответственность за то, что ему известно». Тихая и уединённая исследовательская работа превратилась в необхо­димое условие интеллектуального развития. Основными чертами нового типа мышления стали оригинальность мысли и творческое её выражение. Конфликт между оратором Сократом и писателем Платоном получил, нако­нец, своё разрешение - в пользу Платона.