Книга Горький квест. Том 1 - Александра Маринина

Поженились Зинаида и Николай в 1952 году. Через два года родился первенец, Володенька, названный в честь Ленина, потом дочка, названная в честь бабушки Ульяной. Сама Ульяна Макаровна вела и отсылала записи до середины 1960-х, до последнего борясь с артритом и подагрой и со стремительно ухудшавшимся из-за диабета зрением. Участие в проекте Кречетова прекратила только тогда, когда руки уже не держали авторучку, а полуослепшим глазам не помогали никакие очки. Зинаида Лагутина, включившаяся в проект перед самым началом войны, на какое-то время осталась единственным участником, но уже совсем скоро дети подрастут и тоже включатся в работу. На мужа, конечно, надежды нет, он с самого начала твердо отказался вести записи, но дети-то не подведут! А за записи от трех человек платить будут в три раза больше. В три раза больше денег — в три раза больше пользы для государства, а это означает, что положение семьи станет более стабильным, более надежным. Более привилегированным. Шире поле для карьеры. Больше возможностей и связей. Разумеется, эти планы и расчеты в записках того периода отражены не были, ведь каждую рукопись по-прежнему читали и правили «там, где положено». Все это Зинаида описала уже после эмиграции в США, задним числом, не боясь никакой цензуры.

Но с детьми что-то не задалось. Володя, выслушав резоны Зинаиды Михайловны, поморщился и заявил, что подумает, а пока пусть мать сама описывает его жизнь. Дочь Ульяна, лет в 15 с интересом подключившаяся было к работе, быстро остыла, пренебрегала своевременностью и тщательностью, а после нескольких довольно громких стычек с матерью нашла неожиданно защиту в лице старшего брата:

— Мам, ты сама отлично справляешься, вся наша жизнь у тебя на виду, у нас нет от тебя никаких секретов. Вот станем с Ульянкой совсем взрослыми, создадим свои семьи, будем жить отдельно — тогда и начнем записывать, потому что ты уже кое-чего видеть и знать не сможешь. А пока мы у тебя на глазах, ты прекрасно можешь все про нас расписать.

Был ли подобный диалог на самом деле — судить не берусь, я вычитал его в цензурированных записях, в более же позднем, американском, варианте об этом эпизоде не было сказано ни слова.

Однако факт остается фактом: дети от участия в проекте уклонялись, а Зинаида уступила. Почему? Неизвестно. В ее записях вплоть до эмиграции, до 1992 года, вопрос о привлечении детей к проекту больше ни разу не упоминался. Почему она не смогла убедить сына и дочь, что оплата их участия принесет благо всей семье? Уже переехав в США, Зинаида Лагутина составила отдельную рукопись, в которой рассказала о том, как ее мать ходила в ОГПУ и как впоследствии все отчеты подвергались перлюстрации. «Ни моя мать, ни я сама ничего не скрывали, описывая свою жизнь и жизнь членов семьи, мы ни в чем не солгали. Но учитывая идеологическую сторону, не акцентировали внимания на том, что могло бы не понравиться нашим цензорам. Например, если приходилось два часа стоять в очереди за плохим мясом, то мы об этом просто не писали, ограничиваясь лишь упоминанием, что мы зашли в магазин купить продукты. Если мы шли в Большой театр или в Театр на Таганке, то делились в записях своими впечатлениями от спектакля, но не рассказывали, каких трудов и ухищрений стоило достать билеты и кому и сколько мы за них переплатили». Я был бы полным дураком, если бы поверил этим словам. Зинаида банально «подстилала соломку», чтобы ее записи и записи Ульяны не сочли недобросовестными и даже лживыми. Если бы такое произошло, если бы ее поймали на фальсификации, это автоматически перекрывало бы для нее возможность продолжать участвовать в проекте и получать деньги.

Деньги Зинаида очень любила. И цену им хорошо понимала. В 1971 году фирма Берлингтона получила письмо от Зинаиды Лагутиной. В письме, отправленном из Чехословакии, Лагутина просила открыть на ее имя счет в США и переводить на него некоторую часть причитающихся ей выплат, а остальное — как обычно, на счет во Внешэкономбанке СССР, при этом, если возможно, направить ей официальное уведомление о том, что в связи с финансовыми затруднениями увеличения ежегодных выплат в ближайшее время не предвидится. Об увеличении выплат упомянуто было не случайно. В уставных документах Джонатан Уайли четко прописал обязанность фирмы Берлингтона прилагать все усилия к возрастанию капитала, дабы по возможности увеличивать не только итоговое вознаграждение автору исследования, но и регулярные выплаты участникам проекта. И выплаты действительно регулярно росли благодаря усилиям опытных биржевиков, в том числе и моего деда Фрэнка, который хоть и отказался от участия в затее Джонатана, но Берлингтонам охотно помогал. Продолжали они расти и во второй половине ХХ века. Так вот, моей дальней родственнице пришло в голову, что глупо отдавать советской стране все деньги полностью. Не отдавать нельзя, себе дороже. Оборот валюты официально запрещен, хождение имеет только рубль, за 5 долларов в кошельке рядового гражданина могут посадить без долгих разговоров. Пока отдаешь заработанную валюту в доход государства, ты на коне, тебе почет и уважение и все различные поблажки и преференции. Если прекратить работу на проект, государство перестанет получать твои деньги, и ты превратишься в самого обычного человека, которого уже никто не поддержит в карьере. Но ведь так жалко отдавать всё! А тут сын школу оканчивает скоро, за ним и дочка подтянется, оба смогут поступить в МГИМО, а дальше все пойдет совсем хорошо: за пополнение счета во Внешэкономбанке детям помогут получить хорошее распределение, назначение на должности в посольствах за рубежом, а там уж у них будет полная свобода получить накопившиеся деньги и потратить на свои нужды и удовольствия. И родителей не обидят, надо полагать. Главное — накопить! Пусть советская страна получает деньги в прежнем размере, а если выплаты увеличиваются, то вот эти «излишки» и будут оседать на втором, тайном счете, доступ к которому будут иметь только члены семьи Лагутиных. А чтобы «там» не удивлялись, что выплаты не растут, хотя раньше постоянно увеличивались из года в год, как раз и нужна была официальная бумага от Берлингтонов.

План, по-видимому, показался Зинаиде вполне дельным, и она приступила к его осуществлению. Во избежание неприятных неожиданностей письмо в контору Берлингтонов отправила из Карловых Вар, где отдыхала вместе с мужем.

Сын Владимир окончил школу и благополучно поступил в МГИМО, дочь Ульяна склонялась к Институту иностранных языков или к Институту стран Азии и Африки, что тоже, по мнению Лагутиных-старших, было неплохо, ибо при правильном развитии событий давало хорошие возможности для постоянных выездов за рубеж и даже пребывания за границей в течение длительного срока. Но МГИМО, конечно, надежнее, и Зинаида Михайловна надеялась, что за оставшиеся до окончания школы два года сможет убедить дочь.

Разумеется, такой картина выглядит лишь в моем изложении, основанном на сопоставлении двух рукописей Зинаиды: цензурированной и свободной. На самом же деле в первом варианте было сказано: «Ульяна никак не может решить, к поступлению в какой вуз ей нужно готовиться, выбирает между МГИМО, Инязом и ИСАА. Мы с мужем надеемся, что в выпускном классе она наконец определится и начнет усиленно заниматься теми предметами, знание которых потребуется на вступительных экзаменах. Иностранный и русский языки сдают во всех трех вузах, но для поступления в МГИМО необходимо отличное знание истории, так что девочке придется подтянуться: изучению истории в школе она, как мне кажется, должного внимания не уделяет, в ее дневнике то и дело мелькают «четверки» по этому предмету». Иными словами — мир, благодать и согласие, только вот историю немножко подучить… По второму варианту ситуация выглядела несколько иначе: «Ульяна упрямилась, иностранный язык в школе давался ей плохо, а уж сколько коробок конфет и пакетов с дефицитом я перетаскала завучу, чтобы дневник выглядел прилично! Возможностей Николая Васильевича было достаточно, чтобы запихнуть Ульяну в любой институт, да и у меня связи имелись, но все равно нужно было стараться и готовиться, а Ульяна все свободное время рисовала, вместо того чтобы усиленно заниматься английским. Про знание истории и говорить нечего, моя дочь проявляла полное отсутствие усердия и внимания и не могла не только сопоставить две-три даты, чтобы сделать вывод, но даже и просто запомнить их. Но я была уверена, что переломлю ее упрямство и лень и заставлю поступить туда, куда нужно, чтобы иметь возможность регулярно выезжать».