Книга Брем - Николай Непомнящий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эль салам алейкум (мир с вами)!
Да, кто, подобно мне, подробно познал Каир, тот, без сомнения, часто стремится туда, в несравненный город. Хотя иногда устаешь от шума и толкотни улиц Каира, но утомление это продолжается недолго, и, отдохнув, опять и опять хочется броситься в несравненную суматоху этой столицы. Конечно, всякий, кто захочет обжиться в Каире, должен наперед отказаться от некоторых старых привычек и усвоить себе совершенно новые; он должен приучиться обходиться без многих удобств, какие представляет ему каждый большой город в Европе; но тот, кому случится сделаться гражданином Египта и у кого достанет решимости и любви на то, чтобы стряхнуть с себя немецкое, да и вообще европейское, филистерство, тому Каир с каждым годом, с каждым днем будет дороже. Шутка ли, в самом деле изо дня в день ощущать вместо наших холодных туманов этот теплый египетский климат, с которым не сравнится лучший день наших широт; шутка ли, вместо наших дубов, так скоро теряющих листья, гулять в вечноцветущих апельсиновых рощах. Да, вечная весна не то, что наше короткое лето и наша длинная, длинная зима».
В Каире Брем наконец получил письмо от своего «шефа» Мюллера. В нем он обнаружил доклад «Об основных славных моментах достопамятного путешествия во время академической научной экспедиции в Центральную Африку в 1845–1849 гг.», который был прочитан им 11 апреля на заседании Императорской Академии наук в Вене. В нем он не только хвастливо заявил, что «завершил исследование истоков Белого Нила», но и уведомил уважаемых слушателей, что готовит пешеходный переход через Африку к побережью Атлантического океана! Вот так — просто наполеоновские планы!
Брему предписывалось идти в Александрию, готовиться к поездке и ждать Мюллера. В ожидании дальнейших указаний Альфред предпринял вместе с секретарем австрийского консульства Константином Рейтцем несколько охотничьих вылазок в окрестностях города. Хвастливый доклад «хозяина» показал Брему, что тот без зазрения совести воспользовался всеми достижениями своего помощника. Поэтому Брем поспешил написать отцу пространное письмо, в котором он отослал ему все описания открытых и изученных им видов животных и рисунки к ним и приписал 14 мая 1849 года: «Если барон «забудет» указать где-либо, что именно я открыл тот или иной вид, скажите ему, кто подлинный автор открытия, и дайте мне знать об этом…»
В то время Мюллер как раз гостил у старшего Брема в Рентендорфе. Желая пообщаться со стариком, в Тюрингию приехали также орнитологи Иоганн Науман и Эдуард Бальдамус. Последний вспоминал об этой встрече: «Барон Мюллер привез в Рентендорф, где находились Науман и его референт, часть добычи его второй африканской экспедиции. Я никогда не забуду эти восемь дней, проведенные в гостеприимном доме пастора, занятые распаковкой, сортировкой, сравнением и определением редчайших, хорошо сохраненных тушек».
Во время своего пребывания в Рентендорфе Мюллеру удалось привлечь к третьей экспедиции старшего брата Альфреда Оскара, который был на шесть лет старше Альфреда. Тот изучал фармацевтику в Йене и проходил практику в Рудных горах и Лимбахе. Кроме того, он давно собирал бабочек и жуков, а также гербарии и минералы. Оскара не нужно было долго упрашивать принять участие в новом проекте: идея пополнить свои коллекции чудесными экзотическими образцами привела его в восторг.
Науману удалось убедить поехать в Африку и молодого врача Рихарда Фирхалера (1820–1852). Орнитологический герцогский музей выделил некоторый аванс на поездку и заготовку шкурок.
Между тем финансовые дела барона обстояли в то время не блестяще. Его отец протратил большую часть наследства, да так, что над ним было установлено опекунство. Теперь Мюллер взял все заботы на себя, надеясь на помощь «деловых кругов Нижней Австрии, заинтересованных в колониальных проектах и новых землях».
Эти идеи распространялись через некоего А. Унгера в 1850 году под названием «Центральная Африка — новый важный пункт в планах немецких колонистов». Очевидно, программа не вызвала особого энтузиазма в купеческих кругах. Да и тот план, который Мюллер озвучил в апреле на заседании Императорской Академии наук в Вене, оказался слишком авантюрным и не был воспринят всерьез.
По просьбе Мюллера Брем подготовил смету расходов, которые составили 5600 прусских талеров плюс стоимость необходимого оборудования. Между тем он продолжал свои исследования в Александрии и приобретал там новых друзей. Блестящий зоолог Эдуард Рюппель (1794–1884) постарался передать ему ценный опыт своего шестилетнего путешествия по Египту и Нубии в 1822–1828 годах, которое он затем, в 1831–1833-м, продолжил в лесах и горах Эфиопии. С Вреде он совершил несколько полезных с точки зрения приобретения новых экспонатов поездок в разные концы Египта.
Тем временем обещанные деньги не приходили. Наконец благодаря посредничеству австрийского консула вице-король Египта выписал долгожданный фирман (разрешение) для готовящейся экспедиции Мюллера. В нем говорилось: «Где бы он ни ехал, никто не имеет права чинить ему препятствия. И когда приедет к Белой реке, сможет беспрепятственно путешествовать, где ему захочется. Все, что потребуется — транспорт, лодки, вьючных животных — предписывается предоставлять ему беспрекословно. Если он пожелает пересечь границу моего царства, разрешить ему это сделать немедленно. Если же захочет в научных целях изучать жизнь людей и животных, следует помогать ему в этом деле».
Таким образом, Мюллеру и его спутникам разрешалось ездить по стране везде, где им заблагорассудится. Однако самого главного — денег — по-прежнему не поступало…
Во время вынужденного ожидания Брем знакомился с жизнью египтян и изучал арабский язык. Его умение налаживать дружеские отношения с простыми людьми сослужило ему добрую службу в дальнейших странствиях.
Из дневника: Спасибо учителю арабского
«Я чувствовал себя здесь как дома, арабский помогал мне в общении, и народ стал доступнее. Я стал понимать многие из их обычаев, потому что начал разбираться в мотивах их поведения в тех или иных ситуациях. Прежде всего, хочу сказать слова благодарности моему учителю арабского языка, благодаря которому я узнал арабов лучше, чем другие европейцы. Я бродил по городу и ездил по стране с моим учителем, мы заходили в кофейни, слушали там местных сказателей, участвовали в праздниках. Я оказался в самой гуще населения».
Так Брем завоевал доверие у арабов. Он принял имя Халиль-эффенди, которое и носил во время всей экспедиции по Африке. Приятным сюрпризом для него было то, что сводный брат Оскар примет участие в поездке и скоро прибудет в Александрию. 24 ноября 1849 года Брем уже встречал его и Рихарда Фирхалера. Из обещанных 90 тысяч пиастров они привезли едва ли треть суммы. Брем пишет Мюллеру полное отчаяния письмо, в котором снова просит денег на подготовку экспедиции. А пока ждет ответа, отправляется с друзьями в Эль-Фагун на озеро Мерис.
Понятно, что при отсутствии средств у участников экспедиции поубавилось энтузиазма. Вреде, ранее с жаром говоривший о своем научном вкладе в предприятие, предпочел покинуть экспедицию, показавшуюся ему не очень перспективной. В начале февраля последовал циничный ответ Мюллера: «У меня нет сейчас возможности предоставить вам остальную сумму, но и без этих денег у вас хватит воли и сил отправиться в путь. Вперед, в Судан! А тот, кто не поедет, пусть возвращается».