Книга Брем - Николай Непомнящий

В этом узком отверстии кружились и бушевали исполинские волны. С некоторым замиранием сердца приближались мы к нему. Внезапно все пали ниц, так как корабль с треском ударился о подводные скалы. Однако последствием этого случая, отнявшего у нас всякую надежду, был лишь небольшой пролом и легкая течь. Притом же повсюду кругом рассеяны скалы, на которые по нужде можно выплыть и спастись, стало быть, чего же бояться?

Мы собрались с духом и приготовились как можно спокойнее вступить в опасное ущелье, в котором должны были очутиться через секунду. Мы стояли по крайней мере двенадцатью футами выше уровня реки по ту сторону водопада. Но это продолжалось одно только мгновение, потому что сила течения уже захватила нас. С обеих сторон нависли над нами отвесные скалы в расстоянии каких-нибудь восьми футов от барки, и все весла убрали. Но если барка разобьется об эти утесы, какая возможность взлезть на них? Конечно, никто не залезет, и мы тут погибнем. Но вооружимся мужеством! Вперед! Эти страшные волны не погубят, а спасут нас: они захватывают, подбрасывают корабль и стремительно несут его дальше. Как стрела из лука, летит наша барка через ущелье между скалистыми стенами. Как вдруг, о Аллах! прямо перед нами на том конце водопада возвышается громадный утес: упрямая вершина его возникла из бушующей бездны и, вместо того, чтобы сломиться под напором кипящих волн, служит только к тому, чтобы усилить их бушеванье. Высоко взбивается пена; белый прибой охватывает вершину утеса, словно седые кудри рассыпаются вокруг этой исполинской головы — и прямо на нее летит наша барка! «Во имя Божие, гребите, гребите, молодцы мои, вы смелые, вы сильные мужи, гребите, гребите!» — кричит и стонет рейс.

Впереди летит, раскачиваясь и ныряя, наша вторая барка, проворно забирает она влево, юркнула вниз — раздается радостный крик ее матросов — она вне опасности. «За нею, за братьями вашими, молодцы мои, бравые молодцы», — умоляет, командует, льстит старый рейс. Но это оказывается невозможным: мы летим вниз, также не задев за утес, но с другой стороны.

За нами идет дахабие, принадлежащая правительству. Она слишком длинна, чтобы с достаточною быстротой повиноваться движениям руля; хотя и забирает влево, но волны сильнее ее — раздается ужаснейший треск — дахабие налетела на утес! Великан-таки добился своей жертвы и грозно держит ее на своей голове. Тщетно силится кучка матросов сняться с утеса; он крепко держит их. Рейс в отчаянии поднимает руки к небу, кричит, зовет нас на помощь, умоляет — мы не можем разобрать ни слова из того, что он говорит; да и какую помощь мы можем оказать ему, раз сами пока принадлежим реке. Однако дахабие еще может спастись как-нибудь, потому что она принадлежит правительству. Вот уж один отважный, искусный пловец бросился в разъяренные волны: плывя от одного утеса к другому, он доберется до берега и принесет недобрую весть своим товарищам матросам, собравшимся в Абкэ. Так или иначе, наверное пустят-таки дахабие по течению, хотя это будет стоить неимоверных трудов. Между тем оставшиеся на ней матросы занялись, кажется, починкою проломов.

А где же мы? Чего еще высматривают наши рейсы, с таким беспокойством оглядывая окрестные скалы? И точно, нам кажется, что отсюда нет выхода. Мы заблудились, попали в настоящий лабиринт! Тоскливое опасение овладевает всею прислугою. Ни матросы, ни лоцманы не могут понять, куда мы попали. Некоторые матросы уже скидают остальную одежду, чтобы пуститься вплавь до берега: о спасении барки никто больше и не думает. У весел нет гребцов, у руля нет лоцмана.

Барка все еще стремится вперед между скалами, но со всех сторон вода отступает, наш фарватер становится все мельче. В этот страшный час раздается голос семидесятилетнего беллаля, этого «Абу-Реизина», отца лоцманов; голос его пересиливает вопли матросов и грохот водопада: «За весла, герои! Не с ума ли вы сошли, дети неверных? Работайте! Работайте! Собаки! Мальчишки! Молодцы мои, бравые удальцы! Машаллах! Аллах керим! Иа Аллах амаль!» — а сам хватается за руль. Тут влево открывается широкий рукав реки, туда беллаль направляет барку, искусно попадает в течение и твердою рукой выводит нас в настоящий фарватер. Опасность миновала, и мы ружейными выстрелами приветствуем показавшееся на горизонте, осененное пальмами селение Вади-Хальфа. Арабы падают ниц, и как перед началом плаванья, восклицают: «Слава и восхваление Тебе, Создателю мира!» Полчаса спустя мы приплыли в Вади-Хальфа. Как лестно для нас сознание, что мы счастливо избегли такой ужасной опасности! Однако в другой раз я бы уж не согласился переплывать водопад у Вади-Хальфа, изведав однажды все его ужасы».

Около получаса длился этот неистовый танец по порогам, пока наконец приключения не окончились. Второй раз, как признался сам Брем, в такую авантюру он не пустился бы.

Стоянка в Асуане была недолгой. На следующий день появился Эдфу, а уже 15 октября — Иена. Тысячи водоплавающих птиц населяли здесь затопленные поля и представляли прекрасный материал для орнитологов.

Вот уже Луксор, Асьют и Кенне позади. 28 октября над морем пальм поднялись верхушки Великих пирамид… Город халифов был рядом.

Верхом на ослах подъехали к воротам древней столицы, жизнь которой сразу же захватила спутников в свой водоворот. Прежде всего им был необходим отдых и покой, которыми они смогли насладиться в комфортабельном доме. У австрийского консула Чемпиона скопилась для них кипа почты, а вот денежного перевода все еще не было. Мюллер был склонен сразу же ехать дальше, однако большой груз с животными требовал особой заботы.

Вынужденный простой использовали для ознакомительной поездки на озеро Манзала, в ней принял участие примкнувший к ним барон фон Вреде, обследовавший с 1843 года пустыни юго-востока.

В середине февраля барон Мюллер вступил на борт корабля, увозившего его в Европу. Брему, который оставался в Африке, трудно было расставаться со старым спутником, хотя они и не стали друзьями.

Из дневника: Прогибание со спутником

«Я ехал с ним сюда из Германии и проехал всю Северную Африку до страны негров, целых два года делил радости и невзгоды, мы много пережили вместе, спали под одним одеялом в одной палатке, пили из одного котелка и черпали воду из одного источника. Даже если он и был иногда несправедлив ко мне, мы все равно как братья, и вот наши пути разошлись: он едет домой, а я возвращаюсь на дальний юг. И я прижимаю его к своему сердцу и говорю: «Прощай»».

Вторая экспедиция в Судан

После отъезда Мюллера Брем вернулся к озеру Манзала. В этом птичьем раю он намеревался заложить основу для будущей орнитологической коллекции. Страницы его дневника заполнялись наблюдениями и описаниями жизни различных животных. Весной он снова вернулся в Каир.

Из дневника: Воспоминание о любимом городе

«Привет тебе, мой Каир! Еще раз приветствую тебя из далеких холодных стран. И пусть привет мой, долетев до тебя, согревается под твоим теплым небом! Приветствую тебя, великолепный город, осененный пальмами, облегаемый пустынею, наполненный садами! Приветствую твои мечети с их стройными минаретами, твою цитадель с ее грозными батареями, твои узкие, извилистые, прохладные улицы; приветствую твои сарацинские дома, благоуханные эсбёкиэ, твои аллеи шумящих платанов, отягченные плодами смоковницы; твои укромные роскошные сады с их душистыми апельсиновыми рощами, пахучими цветами, финиковыми пальмами и журчащими по канавкам ключами; приветствую твои издревле славные пирамиды, твои пустыни с их величавыми кладбищами; приветствую горы, у подошвы которых ты раскинулся, приветствую твои предместья, твой Булак с его многолюдною пристанью и оживленный садами, Нил с его прелестным островом, приветствую каждое местечко в тебе, тебя и народ твой!