Книга Тайна без точки - Альбина Коновалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба Лячины — рослые, красивые, статные, их нельзя было не заметить. По вечерам всегда в спортивных костюмах.
Правильно ли распорядилась судьба? Нам до конца друг друга не понять. Человеку и судьбе! Она просто распорядилась и все: его жизнь растворилась во мгле времени.
После этих событий я получила письмо от сестры Геннадия — Татьяны. Я писала отцу, но ответила она, сказала, что отец не любит писать письма.
«Какой он был, наш Гена: сын, брат, зять, племянник? — пишет Татьяна. — Попробую обрисовать его.»
Она пишет, что в их семье дети рождались исключительно в январе и ровно через четыре года.
Виктор — 1-го января 1951 года.
Гена — 1-го января 1955 года.
Таня — 15-го января 1959 года.
«Как это удалось родителям, понятия не имею, — пишет сестра Геннадия. — Захочешь специально такое сделать — не получится.»
«Семья у нас была простая — рабочий класс, — пишет Татьяна. — У родителей — неоконченная школа: у отца — 5 классов, у мамы — 7 классов. Но дети получились «хорошие». У всех — высшее образование. И воспитывали как-то легко, без нравоучения, наказаний, мы даже считали, что нас и не воспитывают вовсе, а мы так, сами по себе растем. Я даже помню, как в старших классах мы с Геной спорили, и я ему возьми, да и скажи: «Какой воспитали, такая и есть!» А он: «Да кто тебя воспитывал? Улица, да школа!» Сейчас я думаю, что всех бы так воспитывали»
Старший сын Лячиных Витя был по нынешним понятиям «ботаником» — спокойный, старательный отличник, увлекался радиоделом. Позднее стал радиоинженером.
«Гена в отличие от Вити рос другим: живым, подвижным, неусидчивым, вспыльчивым, — пишет Татьяна Петровна. — Спортом увлекался, благо, раньше в школе были секции, какие хочешь, а ростом и здоровьем Бог его не обидел. Играл за школу в хоккей, футбол, волейбол, баскетбол. Дружил с ребятами старше себя, музыкой интересовался, тогда у нас уже был магнитофон «Днепр». Фотографией, довольно серьезно, закроется в кладовке — перезаряжает фотоаппарат «Смена», в ванной была фотолаборатория. Короче, нормальный парень рос — увлечения, рыбалка, улица. Учиться было некогда».
Геннадий Лячин учился неровно: выручали память, внимательность. Послушает на уроке, ответит. А потом появилась у Гены мечта — он хотел учиться в Ленинграде. Тогда он и взялся за уроки не понарошку, а всерьез и стал хорошо учиться.
Отношения между детьми были очень теплыми, но Виктор уехал учиться, когда Танюшка была во втором классе, а Гена — в шестом.
«Потому все мои детские воспоминания связаны с Геной, — пишет Татьяна. — В школу водил, косы заплетал, задачки решал, с улицы загонял домой, жалел и не спал ночами, если у меня болел зуб — все это Гена! Когда меня спрашивают о нем, я всегда отвечаю, что это был настоящий старший брат!»
Геннадий покинул дом после школы, и сестра с братьями стали встречаться только во время коротких каникул. «Приедет такой большой и мягкий, «сгребет» тебя в охапку, приподнимет и ласково поцелует». Обязательно всем подарки привозил. Посидит молча, осмотрится, чего нет, что разбилось — и по магазинам. Приходит нагруженный покупками.
«Вы знаете, он ведь умел абсолютно все, — пишет Татьяна. — Бывают же такие мужчины! Шить — пожалуйста! Девчонкам — юбки, деду — штаны. Варить, стирать — запросто. Наклеить обои, покрасить — мигом. Ну а что касается мужской работы — здесь даже говорить ничего не надо: глаз у него хозяйский был». В училище — он был старшиной — его рота заметно отличалась: форма подогнана тютелька-в тютельку.
Она рассказывает, как была удивлена, когда приехала на Север и увидела, что Гена в курсе всех домашних дел, хотя дома-то редко бывает. Он без всяких напоминаний заглянул в холодильник и купил продукты, каких не хватало, потом собрал детские вещи и постирал. Он был очень аккуратен и требователен к другим в этом вопросе.
«А какое трепетное у него было отношение к женщине: жене, сестре, теще, дочери!» Он вообще любил людей. Когда приезжал в отпуск, соседка по дому говорила: Вон идет мой красавчик!»
«Гена — это часть меня, — пишет Татьяна Карпова. — Я всегда знала, что у меня есть родной, дорогой человек, будь он рядом или далеко. Это те широкие сильные плечи, на которые я могу опереться. Когда умерла мама, я шептала ему, что мне страшно. Когда я осталась одна с маленькой дочкой — он снова был рядом. И все души не чаяли в нем. Его нет. А жизнь продолжается… Какой ужас! Да, вы правы: столько слез не бывает на свете!»
Мы стояли на пирсе. Тихо падал весенний снег. Он скользил по черному корпусу корабля, не оставляя следов на толстой резине.
— Любит он море! — как-то совсем буднично сказал Игорь Найденов.
— Кто?
— Да, корабль, — он кивнув на «Курск». — Корабли для того и создают, чтоб в моря ходить.
Любовь… Корабль… Как трагично сегодня звучат эти слова: эта подлодка так любит море, что обручилась с ним навсегда.
Трудное это было для флота время — 1997 год. Зарплату задерживали. Подводники увольнялись. Новые кадры приходили слабыми и неподготовленными. Тогда многие стояли на разломе своей судьбы. Почему уходят ребята? Банальность здесь не проходит, дескать, уходят слабые, остаются сильные. На мой взгляд уходили гибкие мобильные люди, оставались — стабильные, устойчивые. Жизни нужны и те, и другие. И флоту нужны и те, и другие.
Мы только что выбрались из подлодки, где говорили с ребятами обо всем этом. Из моих оппонентов после трагедии в живых остался только старпом Михаил Коцегуб — во время трагедии он учился на офицерских классах.
Игорь Анатольевич Найденов, заместитель по воспитательной работе «Курска» уйдет в 1998-м. И придет Саша Шубин.
Мы встретились с Шубиным последний раз летом 2000 года. «Куряне» возвращались из отпусков. Загорелые, окрепшие подводники, наполненные энергией лета, — а в Видяево в это время еще снег на сопках лежит.
Ребята готовились к «автономке», они хотели выйти в море. «В море хорошо, — сказал один подводник. — За кормой остаются проблемы. И что-то большое входит в твою жизнь».
Шубина я поймала «на лету».
— Э-эй, зам! — крикнула я ему. — «Куряне» последними остались для книги. Когда мы встретимся?
— Да мы все выходим на следующей неделе! — из машины улыбнулся Шубин и улетел на своей вездесущей «девятке».
И вот на следующей неделе я в каюте капитана 2 ранга Александра Шубина — здесь много вымпелов, призов, наград. Кстати, сам он к тому времени был награжден пятью медалями, но не сказал об этом.
Александр Анатольевич — инженер-ядерщик, закончил Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище. Там же, в Севастополе он познакомился со своей будущей женой Ириной, выпускницей школы с углубленным изучением английского языка. Родом он из Ростовской области. В 1981 году Шубин получил направление в Видяево, где семья прожила 19 лет. После теплого ласкового моря попасть за полярный круг — испытание нелегкое. Понятно, почему Ира любила жару, как она написала мне позднее. У нас было поверхностное знакомство, я знала Ирину как бухгалтера ОМИС, это что-то вроде домоуправления в гарнизоне. Чисто деловые отношения не переходили во что-то более глубокое, бытовые проблемы нас не сталкивали: ОМИС — это царь и бог в гарнизоне, он дает квартиры, воду, тепло.
