Книга Баллада о сломанном носе - Арне Свинген

По моим подсчетам, их оказалось ровно дюжина. На субботник пришли двенадцать человек! На мой субботник. И едва я закончил считать, как подтянулись еще двое. Плюс мы с бабушкой — итак, всего шестнадцать. В субботниках я особо не разбираюсь, но, по-моему, результат неплохой.

— И это… У тебя, типа, день рожденья, и мы поэтому тебе вот чего принесли. Ну, вообще-то принес я, но это вроде как от нас от всех, — и Гейр протянул мне что-то завернутое в газетную бумагу. — Красивая обертка куда-то подевалась, — извинился он. — Давай разворачивай.

Пока я вынимал подарок из газеты, все запели «Happy birthday», да так уныло, как, наверное, ее еще никогда не исполняли. Внутри оказался велосипедный замок. И ключ к нему.

— Спасибо огромное! Это ты шикарно придумал, — поблагодарил я, разумеется умолчав о том, что никакого велосипеда у меня нет.

— Я подумал, ну, типа, когда в таком месте живешь, без замка никак, — объяснил Гейр. — Народ-то тут до чужого добра жадный.

— Очень красивый!

— Ага, а все остальное на улице стоит.

— Что остальное?

— Ну, один замок-то тебе зачем?

Мы вышли на улицу, и я увидел велосипед — не совсем новый, но почти.

— Номер я сам срезал, — зашептал Гейр, — а замок в магазине купил.

Пожать ему руку или обнять, я так и не решил, поэтому ни того ни другого делать не стал. Кто-то лишился велосипеда. А у меня он теперь есть. Внезапно я понял, что стою посреди улицы, сжимая в руках велосипедный замок.

— Ты это заслужил, — сказал Гейр. — У нас во дворе никто еще столько не делал, ну, типа, субботник и все такое… Вообще-то начинать пора. Работы полно.

— Э-э. Ну да. Это моя бабушка, ее зовут Рагна, и она будет руководить работой, — я показал на стоявшую в дверях бабушку, явно слегка оробевшую.

Однако вскоре она совершенно оправилась и принялась командовать. Кого-то отправила в подвал, других распределила на чердак, а троим велела заняться лестницей. По-хорошему нам нужен был контейнер, но его не было, и потому мы стаскивали весь хлам к мусорным бакам. В понедельник я собирался позвонить со своего нового мобильника в коммунальную службу и попросить, чтобы они все это увезли.

— Люди — страшные свиньи, — сказал Гейр, показав мне полное ведро разбитых и целых шприцев.

Впрочем, не все, кто живет у нас во дворе, наркоманы. На субботник пришла одна женщина родом из Сомали, двое подростков-курдов и старик — ровесник моей бабушки, который рассказал, что переехал сюда, когда ему было всего двадцать. К тому же Гейр говорит, что некоторые колют не героин, а метадон — для того, чтобы проще было завязать с героином.

Если главное — создать видимость, а результат не так уж и важен, то кое-кто действовал именно по этой схеме. Например, один дядька с ногами колесом зачем-то бесконечно протирал пол возле почтовых ящиков, а женщина в тесных джинах то и дело спрашивала, куда ей сложить «всю эту дрянь», хотя к мусору даже не притрагивалась.

Уборка подъезда заняла больше двух часов. Кто-то даже отыскал в подвале краску и замазал надписи около почтовых ящиков. Лучшим в городе наш подъезд по-прежнему не назовешь, но некоторые из пришедших на субботник сказали, что «возвращаться домой теперь будет почти приятно».

Потом я поблагодарил всех, пожал им руки и пошел бродить по улицам. Велосипед я катил рядом. Мне, конечно, хотелось усесться на сиденье и крутить педали, но я решил, что сегодня неподходящий день, чтобы еще и на велосипеде учиться кататься.

Неужели подростком ты и впрямь начинаешь видеть мир иначе? Я устроил субботник, а потом еще всем руки пожал — прямо как взрослый. Зато на велосипеде ездить не умею, словно маленький. По-моему, как-то у меня все не очень складно выходит. Но, похоже, ничего страшного в этом нет.

К моему возвращению бабушка испекла шоколадный торт, который должна была сделать мама. Бабушкин торт вышел еще вкуснее маминого, потому что она положила в него, все, что требуется по рецепту. Я вдоволь наработался и нагулялся, так что запросто съел бы торт целиком, но решил оставить в желудке местечко для ужина.

— Не хочешь ли переехать на несколько дней ко мне? — спросила бабушка.

— Ты представляешь, сколько мне оттуда до школы добираться? — промычал я с набитым ртом. — И до тренировок.

— Да, это верно. А после школы ты, наверное, встречаешься с друзьями…

— Друзей у меня нет.

— Как нет?

— Давай честно. Я больше не буду тебе врать о том, как я живу.

— Честно — это… как-то немного непривычно. Но у меня же Гудлайк, его кормить надо и…

— Пока мамы нет, можешь переехать сюда вместе с попугаем.

— Да… Можно и так.

От мысли, что ей придется жить у нас, бабушка встревожилась — это совершенно ясно. Она огляделась: кипы старых журналов, разбросанная одежда и несколько ящиков не помню с чем. На лестнице кто-то кричал.

— Соседи — на девяносто процентов люди добрые, — заметил я и тут же пожалел о сказанном.

Если злых здесь целых десять процентов, кому захочется тут жить? С другой стороны, я сказал правду. Однажды мы с мамой оставили пакеты с покупками возле своей двери, а когда через две минуты вернулись за ними, их уже сперли. Был случай, когда в подъезд забрался какой-то дядька и сильно напугал маму. К тому же к нам во двор так часто приезжают полицейские, что однажды я посоветовал им переделать одну нежилую квартиру в офис и вообще никогда отсюда не уезжать.

— На девяносто девять процентов, — поправился я. Ведь если слегка приврать — ничего в этом страшного нет. — Девяносто девять с половиной.

— Ну ладно, Барт. На несколько дней я перееду к тебе. Но если мама останется в больнице надолго, то придется тебе перебираться ко мне. Договорились?

— Иессссссс! Ты тогда спи на моей кровати, а я лягу на диван.

— Спасибо, ты добрый мальчик.

После ужина мы отправились к бабушке за Гудлайком. В автобусе он сначала то и дело повторял: «Где мои тррусы?», и пассажиры смеялись.

— Где он этого нахватался, ума не приложу?! — воскликнула бабушка и, вопреки обыкновению, покраснела. А Гудлайк стал выкрикивать: «Я в них очень толстая?»

Даже не знаю, как описать вечер. Ясное дело, я скучаю по маме. Сейчас, когда других дел нет, можно думать о ней хоть все время. У меня тысяча вопросов, но бабушка не в силах на них ответить. На большинство из них вообще никто ответить не сможет, и потому такие вопросы обычно очень раздражают.

Я потребую, чтобы врачи сделали все возможное — не так, как прежде. И еще чтобы мама всерьез занялась собой. Интересно, кажусь ли я строгим, когда так говорю?

Я уселся на диван и начал смотреть сериал, а Гудлайк то и дело встревал со своими комментариями вроде: «Ей этто платье не идцет!»