Книга Игры падших - Сергей Станиславович Юрьев

– А где кольцо? – живо поинтересовалась Лейла.

– Назад забрали. Да кто ж даст. Рано ещё. Когда остальные подберутся, тогда и дадут, я так думаю. Но ты не подумай, что я только с кольцом могу. Я оттуда вышла когда – сразу поняла: и так могу. Тут главное – раз сделаешь, а дальше само пойдёт. Нет, ты только посмотри! – Таня повернулась лицом к стойке, через её лоб пробежали две вертикальные складки, и поднос с её заказом (бутылка игристого, два кофе, четыре салата, мясо в горшочке, два бисквитных пирожных) приподнялся над стойкой и медленно поплыл в сторону стола.

Все, даже медиум, отрешившийся от мира живых, провожали его завороженными взглядами, а одна старушка-гадалка схватилась за сердце.

Выглядело это действо действительно необычно и даже устрашающе. Поднос плыл ровно, так, что даже в кофейных чашках, наполненных почти до краёв, стоял полный штиль.

Вдруг в наступившей тишине (бармен почему-то поспешно выключил магнитолу) раздались размеренные хлопки – Яночка, скорее всего, из вредности, начала аплодировать. После третьего хлопка поднос споткнулся о невидимое препятствие, накренился и с грохотом обрушился на пол.

– Дрянь! – Таня бросила на неё гневный взгляд, и стакан, который Яна схватила, уже раскрыв рот для тоста, взорвался в её руке, разлетевшись в пыль, а содержимое аккуратно вылилось прямо на юбку.

– Успокойся. – Лейла взяла за руку разгневанную топ-модель. – У тебя получилось. Все видели. А это уберут. Ты садись, а я пока закажу, что надо. Садись-садись. Нам действительно есть, что отметить.

Бывшая топ-модель, без пяти минут колдунья, потихоньку успокаивалась, но по всему было видно, что это ей даётся с трудом. Прежде чем направиться к стойке, Лейла заметила, что Яночка медленно движется к выходу, тянет за рукав Маркела и что-то говорит в полголоса.

«…но учти, никаких охранников я отвлекать не буду. Они и так в это время дрыхнут. Я с тобой пойду. Прямо туда. И чтоб этой гадине пусто было…» – прочла Лейла по её губам, прежде чем парочка скрылась из виду.

17 ноября, 0 ч. 09 мин. Исследовательская база Спецкорпуса близ посёлка Гремиха

– Я с тобой пойду. Прямо туда. И чтоб этой гадине пусто было! Нет, какова тварь! Ну, теперь-то я ей устрою, крысе! – Яна чуть ли не силком вытащила Маркела в просторный холл, яростно вцепившись в рукав его пиджака, свободной рукой прикрывая мокрое пятно на юбке. Теперь ей было всё равно, чем кончится сегодняшняя ночь. Ради одной только попытки поставить на место эту зарвавшуюся тёлку она готова была рискнуть чем угодно и чем угодно пожертвовать. Таня Кныш доставала её давно, пользуясь явным превосходством в силе и весе, и ещё руки у неё длиннее, у сволочи! Воспитывать взялась, корова! Нашла ребёнка! Своих бы завела, вместо того, чтобы всю жизнь задницей крутить перед публикой…

– А не замолкнуть ли тебе, – предложил Маркел, высвобождая свой рукав. – Ты бы ещё всем объявила, куда и зачем мы собрались.

– А ты не командуй, – огрызнулась Яна, хотя, в принципе, понимала, что старикан прав и лишнего шума создавать не надо. – Ну, чего стал? Пошли давай. – Она взяла его под руку и сделала шаг по направлению к лифту.

– Нет, смородинка моя, нам на последний этаж, и лифт там просто не откроется, – сообщил Маркел, придержав её за локоток. – По лестнице пойдём, по пожарной, по запасной.

– Охренел что ли? – живо поинтересовалась Яна. – У меня ноги не казённые. Давай хоть до предпоследнего доедем.

– Пешком пойдём, так меньше риска, что засекут. Если всё получится, ты у меня летать будешь.

– На помеле, что ли?

– На чём хочешь.

Ответ её не удовлетворил, но сейчас она готова была уцепиться за любую возможность показать этой вороне ощипанной, что Яна Верба всю её крутизну в гробу видала! Идти так идти. Не получится – хрен с ним. На расстреляют же. Если что – пришли посмотреть, на экскурсию. Вот они – предметы славной старины, а то, что здесь находиться запрещено, – этого Лысый Хрен не сказал, обманул, значит. Хватит, натерпелись! Задолбали! Учат все, как будто сами умные. У родителей по два класса приходской школы и ремеслуха – а туда же: учись, дочка, а то шкуру сдерём. Старший брат, сержант Внутренней Стражи, ухитряется, когда письма пишет, в слове из трёх букв сделать четыре ошибки, а как на побывку приедет, орёт, мол, не окончишь гимназию – семью опозоришь. Классная наставница всё призывает беречь честь смолоду… А сама – лесбиянка вонючая, и понятно, почему у Юльки Хомчик кругом «отлично» стоит, хотя та до сих пор читает-то по слогам, и семью семь у неё – сорок семь, а Итиль впадает в Варяжское море. Плевать! Растереть и забыть! Но здесь-то почему то же самое? Нет, если бы не эта корова, жить можно – и комната отдельная, и никто без стука не вломится, и приглашай кого хочешь. Только не хочется никого приглашать. У всех тут одно на уме – как бы выслужится, других обойти, хотя никто толком и не знает, чего от него требуется. Дерьмо, а не люди. Вот Лейла – нормальная тётка, но и ей плевать…

– …и верно, верно. Много несправедливостей творится, много. У кого лоб твёрже, тот и пробивается, а вот нормальные люди, вот как мы с тобой, вынуждены довольствоваться тем, что останется. Но тот, у кого осталось хоть чуть-чуть чести и достоинства, не будет объедки жрать. Не будет! Я ведь, думаешь, просто так именно с тобой заговорил? Нет – не просто. Потому что вижу – ты человек. Я ведь не на мордашку смотрю и не на ноги – я глубже вижу, прямо в душу заглядываю. Не лезу, заметь, а заглядываю. Заглядываю и ясно вижу, как свет из неё сочится, сочится и пропадает, как будто сжирает его кто-то. Чего только зависть и корысть с людьми не делает… Я постранствовал и победствовал, и поголодал, и богатым был, так, что тебе и не снилось. Вот к этим самым рукам деньги так и липли, и клады земные мне открывались, и люди несли своё кровное, праведно и неправедно нажитое, и всё потому, что вижу я людей насквозь, а если приглядеться, то открывается мне судьба человеческая. Она ведь – штука такая… В ней главное – момент поймать, когда свернуть следует, если хочешь, чтобы жизнь не зря прошла, чтобы было, что перед смертью вспомнить и уснуть спокойно. Так-то вот, детка…

– Какая я тебе детка, дедка… – Яна усмехнулась нечаянному каламбуру, и вдруг поймала себя на том, что речи этого мерзкого типа её вовсе не бесят и даже не раздражают, хотя несёт он полную чушь, бессмыслицу и, скорее всего, врёт.

– Если никто даже не пытается тебя понять, научись уважать себя сам – с этого и начинается чувство собственного достоинства. Когда себе цену знаешь, на шавок, что тявкают кругом, можно и не смотреть. Побрешут и отстанут. Вот ты – красивая, умная, смелая. А кто это видит? И всё потому, что себя ты не уважаешь. Все презирают, как на пустое место смотрят. А всё потому, что цели не видишь большой и светлой. А цель всякого человека в том, чтобы суметь такое, чего до тебя никто не делал или не смел делать. Вот мы сейчас идём туда, где эта цель и тебе, и мне откроется. Я к ней полвека шёл, а у тебя дорога покороче вышла. Только идти надо до конца, если первый шаг уже сделан…