Книга Анна и французский поцелуй - Стефани Перкинс

– Они невероятны, – шепчу я.

– Не там. Здесь.

Сент-Клэр указывает мне под ноги.

Я смотрю вниз и с удивлением обнаруживаю, что стою в середине маленького каменного круга. В центре, прямо у меня между ног, красуется медно-красный бронзовый восьмиугольник со звездой. По кругу выгравирована надпись: POINT ZÉRO DES ROUTES DE FRANCE.

– Мадемуазель Олифант, тут написано: «Нулевая точка французских дорог». Другими словами, от этой точки отсчитывают протяженность всех дорог во Франции. – Сент-Клэр торжественно откашливается. – Это начало всего.

Я оборачиваюсь.

Парень улыбается:

– Добро пожаловать в Париж, Анна. Я рад, что ты приехала.

Глава девятая

Сент-Клэр прячет кончики пальцев в карманы и трогает булыжники носком ботинка.

– И? – в конце концов спрашивает он.

– Спасибо, – ошеломленно отвечаю я. – Было очень мило с твоей стороны привести меня сюда.

– Ой, да ладно.

Парень выпрямляется и пожимает плечами – опять этим французским движением, как будто двигаясь всем телом. У него здорово выходит. А потом принимает свой обычный самоуверенный вид.

– Надо же где-то начинать. А теперь загадай желание.

– А?

Кажется, у меня проблемы со словарным запасом. С таким только «белые стихи» писать или песенки для рекламы кошачьего корма.

Этьен улыбается:

– Встань на звезду и загадай желание.

– О, да, конечно. – Я встаю по центру. – Желаю…

– Только не вслух!

Сент-Клэр всем телом бросается вперед, словно желая предотвратить непоправимое, и мой желудок сжимается от ужаса.

– Ты что, не знаешь, как загадывают желания? Такой шанс выпадает не каждый день… Что у нас там считается – падающие звезды, выпавшие ресницы, одуванчики…

– Свечи на торте.

Этьен игнорирует колкость:

– Именно. Так что не стоит упускать момент. К тому же молва гласит, что, если загадать желание на этой звезде, оно обязательно сбудется. – Он делает паузу и продолжает: – И это лучшая часть предания, есть еще и другая, более страшная.

– И что же, теперь я умру страшной смертью? Что со мной будет – меня отравят, застрелят, изобьют до смерти или утопят?

– Скорее умрешь от гипотермии. – Сент-Клэр смеется. У него задорный смех. – Да нет. Я слышал, тому, кто встанет на этот диск, предначертано однажды вернуться в Париж, а для тебя, насколько я понимаю, один год и так слишком долго. Я прав?

Я закрываю глаза и мысленно представляю маму и Шонни. Бридж. Тофа. Я киваю.

– Хорошо, тогда закрой глаза и загадай желание.

Делаю глубокий вдох. Прохладный влажный воздух проник в легкие. Чего я хочу? Трудный вопрос.

Хочу вернуться домой, но должна признать, что сегодня вечером мне очень хорошо. А если я никогда больше не увижу Париж? Знаю, я только что сказала Сент-Клэру, что не хочу здесь жить, но часть меня – маленькая, крошечная часть – заинтригована. Если отец позвонит завтра и предложит вернуться домой, то, возможно, я буду разочарована. Я ведь еще не видела Мону Лизу. Не поднялась на вершину Эйфелевой башни. Не прошла под Триумфальной аркой.

Так чего еще я хочу?

Я хочу вновь ощутить поцелуй Тофа. Хочу, чтобы он ждал меня. Но есть другая часть меня – та часть, которую я ненавижу, – и эта часть знает, что, даже если мы начнем встречаться, я все равно уеду на следующий год в колледж. Мы, конечно, увидимся на Рождество и на летние каникулы, но потом… что нас ждет?

К тому же есть еще одно «но».

То, что я пытаюсь игнорировать. Чего не должна хотеть. И не могу получить.

И это «но» стоит сейчас прямо передо мной.

Так чего я на самом деле желаю? Того, что не так уж и хочу? Кого-то, в ком не особенно нуждаюсь? Или того, кого, как мне известно, я не могу заполучить?

К черту. Пусть все будет так, как суждено.

Я желаю лучшего для себя.

Как вам такое обобщение? Открываю глаза и чувствую, как в лицо ударяет порыв ветра. Сент-Клэр заправляет мне за ухо упавшую на глаза прядь волос.

– Должно быть хорошее желание, – говорит он.

На обратном пути Сент-Клэр подводит меня к круглосуточному ларьку с закусками. От опьяняющего аромата текут слюнки, в животе урчит от голода. Мы заказываем панини – бутерброды, приготовленные на гриле. Сент-Клэр берет с копченым лососем, сыром рикотта и шнитт-луком. Я выбираю с пармской ветчиной, сыром фонтина и шалфеем. Сент-Клэр обзывает это фастфудом, но бутерброды у нас в руках совсем не похожи на безвкусные сэндвичи из «Сабвэя».

Сент-Клэр помогает мне разобраться с деньгами. К счастью, с евро все достаточно понятно. Я знаю курс по отношению к доллару. Мы расплачиваемся и идем дальше по улице, наслаждаясь ночью. Похрустывая твердой корочкой. Позволяя теплому расплавленному сыру стекать по подбородку.

Я мурчу от удовольствия.

– У тебя там что, пищевой оргазм? – спрашивает Сент-Клэр, вытирая рот.

– Где ты был всю мою жизнь? – обращаюсь я к панини. – Как случилось, что я ни разу в жизни не ела такого бутерброда?

Сент-Клэр откусывает большой кусок.

– Мммф, грмха, мрфа, – отвечает он с улыбкой.

Я транслитерирую это как «потому что американская еда – дерьмо».

– Мммф, мрга, грмфа, ммрг, – отвечаю я. Что переводится как: «Да, но гамбургеры очень даже ничего».

Мы облизываем оберточную бумагу от бутербродов и лишь затем выбрасываем ее в урну. Блаженство. Общежитие уже недалеко, и Сент-Клэр развлекает меня рассказами о том, как им с Джошем влетело за то, что они прикрепляли использованную жвачку к свежевыкрашенному потолку – хотели приделать нимфе третий сосок, – и в этот момент я вдруг что-то замечаю. Нечто странное.

Мы только что прошли третий кинотеатр за квартал!

Конечно, это небольшие кинотеатры. Скорее всего, даже с одним залом. Но три в одном квартале! Как я раньше этого не заметила?

Ну да, точно. Все дело в симпатичном парне.

– А на английском бывают? – прерываю я.

Сент-Клэр выглядит сконфуженным:

– Что, пардон?

– Кинотеатры… В них крутят фильмы на английском?

Парень поднимает бровь:

– Не говори мне, что не знаешь.

– Чего? Не знаю чего?

Сент-Клэр раздувается от чувства превосходства. Это раздражает, поскольку мы оба знаем, что он искушен в парижской жизни, как никто, в то время как я в этом ни бум-бум, тупее круассана.